Вернер Гайдучек - Современная повесть ГДР

Взрослые взволнованно загудели за моей спиной:

— Он же хочет тебе добра, он не собирается вытеснять отца!

У меня не было желания с первой же минуты вызвать к себе неприязнь, и я поступил так, как советуют иногда доктора: сделал выдох открытым ртом и предложил «большой лысине» называть его дядей. Теперь он покачал головой.

Бабушка Паризиус зашикала:

— Оставьте его, оставьте его!

Она подтолкнула меня к детской комнате, четверо взрослых напирали сзади. Комната была обставлена мебелью, которую я уже видел в универмаге: под сосну, только зеленого цвета. Меня ждал сюрприз: на письменном столе выстроились в ряд миниатюрные модели автомобилей: грузовики, бензовозы и чуть ли не все американские марки от «форда» до «крейслера». Поскольку у меня не было желания кричать «вот здорово!», я брал машинки одну за другой и как можно любезнее улыбался.

Зато бабушка визжала как резаная:

— Нет, Вольдемар, какая щедрость, ребенку можно лишь позавидовать! — Она восхищенно хлопала в ладоши и носилась из одной комнаты в другую. — И стенка во всю ширину комнаты! Выглядит как настоящее красное дерево! Это и есть настоящее? А гардины, а обои! Красное с голубым. Боже мой, сколько вкуса!

Потом они пили кофе с тортом и наперебой о чем-то болтали. Они даже не заметили, что я исчез в детской комнате, так как мне необходимо было урегулировать жизненно важные дела.

Когда старики уехали, меня позвала мать:

— Раульчик, сладкий мой, — прощебетала она нежным голосом, — мы хотим показать тебе город. Собирайся, пожалуйста.

Ну что тут поделаешь! Пришлось задвинуть коробку под кровать.

Центр города оказался довольно симпатичный. Вокруг рыночной площади стояло много новых домов, из них два или три — старых, бил фонтан, как положено. Мы зашли в ресторан. Официанты в зеленых фартуках страшно важничали, хотя у них в меню не было даже шкварок. Пришлось есть цыпленка и следить за тем, чтобы ничего не падало на палас. Я держал куриную ножку обеими руками. Это разрешалось. Зато не разрешалось швырять обглоданные кости через плечо, как я видел в одном фильме про английского короля. Мать сказала, чтобы я не чавкал. А когда официант в зеленом фартуке поинтересовался, понравилась ли мне курица, я честно ответил, что не понравилась.

Мать так и закатила глаза. Ах, до чего же здорово было под кустом бузины в Пелицхофе!

Зато зоопарк в городе был неплохой, жаль только, что там не было кольчатых ужей.

Под конец пришлось снова осматривать новый район. Дома здесь выглядели так же, как и в Хоэнцедлице. Школа тоже была точной копией школы имени Карла Маркса. Я знал наперед, где в ней учительская, где кабинет директора, где туалеты: они во всей ГДР расположены одинаково.

Когда я об этом сказал матери, она вдруг остановилась, прижала к сердцу руки и простонала:

— О боже!

— Что с тобой, золотко? — спросила «большая лысина».

Мать вздохнула и сказала:

— Это все отпуск. Балатон, развод, свадьба, новая квартира, новая работа и стресс… Я забыла записать Раульчика в школу. А завтра начинаются занятия.

«Большая лысина» обняла рукой мать за плечи и заметила:

— Завтра еще будет целый день.

Потом они поцеловались прямо на улице: два уже немолодых человека, один даже без волос. Мне стало неловко, и я не знал, куда деть глаза.

— Вольди, — сказала мать (она действительно так и сказала: «Вольди»), — не забудь, пожалуйста, найти документы для школы.

Он их не нашел. Он не успел этого сделать, потому что, как только мы открыли и закрыли за собой дверь, мать тут же поднесла сложенные руки к губам и вытаращила глаза так, словно обнаружила нечто ужасное: позеленевший труп или еще что-нибудь в этом роде. А это был всего-навсего Мунцо, который высовывал свою толстую морду в щелочку двери детской комнаты и посылал лазерные лучи. Мою мать прямо парализовало.

Потом кот протиснулся в коридор целиком, он был сантиметров сто в длину. Поточив когти передних лап о палас так, что от него полетели клочья, Мунцо прижал голову к ворсу, поднял заднюю часть тела с мощным хвостом и вытянулся на все сто двадцать пять сантиметров. По-видимому, таким дружеским образом он приветствовал мою мать. Она этого не поняла и завизжала как ошпаренная.

Мунцо это так же мало понравилось, как и мне. Он недовольно мяукнул и, лениво переставляя лапы, покачивая из стороны в сторону брюхом, величественно проследовал в гостиную. Желая, как мне кажется, продемонстрировать, что он вовсе не деревенщина и может быстро перестроиться, как в свое время ласточки, перекочевавшие с веток деревьев на телефонные провода, Мунцо одним махом вскочил на шторы и стал на них раскачиваться. К сожалению, материал оказался столь нежным, что на гардинах тотчас появились строчки. Я же говорил, что роскошь ничего не стоит. Но разве кошки в этом виноваты?