Вернер Гайдучек - Современная повесть ГДР

На лице Герда я читала один и тот же вопрос: почему я ничего не делаю? Правда, он не говорил об этом вслух. Я ждала его прихода, но боялась близости. Он, словно паук, высасывал меня всю, без остатка, его существование поддерживалось моими жизненными соками. И если я предчувствовала, что в эту ночь он чего-то ждет от меня, я просто не ложилась с ним в постель. Эти отказы обескураживали его, попытки обрести мою близость становились все более изощренными. Однажды он появился в дверях ателье абсолютно голым, не скрывая своего возбуждения. Видимо, он рассчитывал на ответную реакцию, но мне стало только противно до тошноты — и все.

…Я сидела за столом, вглядываясь в свое мертвое тело, расположившееся напротив меня. Что же тебе нужно? — спрашивала я. Ты ведь хотела его тогда, почему отталкиваешь теперь? И я видела, как тело мое расплывается, как отделяются друг от друга его части, растворяясь в темноте, как съеживается кожа, опадают груди и осыпаются волосы…

Это было единственное, что я рисовала тогда: мое разделяющееся на части тело. Рисовала лишь по ночам и лишь в своем воображении. Не раз я собиралась с силами, чтобы запечатлеть на полотне эти ночные видения. Говорят, чтобы избежать распада личности, нужно изобразить его на холсте. Я вновь и вновь грунтовала полотна разных размеров, но при свете дня мужество покидало меня. Теперь я понимаю, что эксгибиционизм рождает не картины, а одни умозаключения.

Герд ни разу не пытался восстановить прерванную связь с Кариной. А я была готова к этому. Когда мои опасения не подтвердились, меня начала злить мысль о том, что он, наверное, встречается с ней тайно. Сознание этого буквально опустошало меня. По ночам я обшаривала карманы его костюма, надеясь найти что-нибудь, чего бы я о нем не знала. Мне казалось, что Герд не может довольствоваться жалкими ролями то возчика гравия, то рабочего на бетономешалке и его настоящая, неподдельная жизнь проходит мимо меня…

Я не находила никаких свидетельств измены, но от этого было не легче. У меня появлялось даже что-то вроде разочарования.

Студенткой художественного училища, когда мы виделись только по выходным, я из года в год рисовала Герда. По памяти, снова и снова. Так что он постоянно был рядом со мной. Когда же, где я потеряла его?

Анна уже спала — как всегда, после очередной дозы снотворного. Я сидел перед чистым листом бумаги в мансарде. Строительство опять застопорилось — не хватало досок, и у меня наконец-то появилось свободное время, чтобы писать. Писать то, о чем я давно мечтал, — собственную книгу.

Но лист так и оставался чистым. Не выходило ничего. Ни единой строчки. Ни одна начальная фраза не удовлетворяла меня, предложения получались рыхлыми и бесформенными. Я перепробовал с десяток названий будущей повести, рассчитывая найти такое, которое произвело бы впечатление на Анну, но тут же зачеркивал их одно за другим. Я искал начало — то самое первое предложение, после которого слова ложились бы на бумагу легко и плотно.

Подлежащее, сказуемое — опять пустота… Да что же, неужели я совсем отупел от этой бесконечной стройки? Сейчас я, пожалуй, не справился бы и со школьным сочинением. Было уже за полночь, когда я смахнул со стола ладонью обрывки своих бессвязных фраз.

Злость и отчаяние охватили меня. Анна могла уйти вперед со своими картинами. Может, именно это и послужило причиной нашего разлада? Иначе почему же тогда она перестала показывать мне свои работы? Я неслышно спустился вниз — дверь в ателье была заперта. Мои подозрения улетучились: у нее тоже ничего не выходит. Потому она и запирается, чтобы скрыть это от меня.

Усталый и подавленный, я побрел обратно. Но на лестнице вновь появились сомнения: а если работа у нее все-таки продвигается? И она запирает дверь только для того, чтобы щадить мое самолюбие?..

Я принес отвертку, пассатижи и вывинтил замок из двери ателье. Стол был завален листами ватмана, но все они сияли первозданной белизной. Холсты были натянуты в подрамниках и загрунтованы. Конечно, она работала, сомневаться не приходилось. Но над чем? Я не видел никаких результатов, ничего завершенного. В чем дело — у нее тоже нет вдохновения или она прячет свои работы? Я перерыл все ящики и папки, переворошил содержимое деревенского шкафа с подсунутым под него кирпичом вместо ножки — ничего. Я так и знал.

Но когда я вернулся в свою каморку, во мне снова заворошились сомнения. А если она все-таки… Вопрос этот так и застрял во мне мучительной болью. На весь остаток ночи. И на последующие тоже.