Борис Палант - Дура LEX

— В государственном тебе такую большую порцию не дали бы, точно спиздили бы половину, — резонно подытожил Алик.

Мы миновали Карловач, а затем Риеку. На закате перед нашим взором открылся вид на мост, соединяющий континент с островом Крк, — прекрасное зрелище для любого человека и вдвойне прекрасное для меня — теперь мы не были привязаны к паромному расписанию. За проезд по мосту надо было заплатить, что меня обрадовало, — признак капитализма, а значит, цивилизации. Мы миновали мост и еще через полчаса прибыли в пункт назначения — Башку, где без труда нашли отель «Эспланада». Забронированный номер обошелся мне здесь подороже, чем загребский, — аж 25 долларов за ночь. Мы поднялись в комнату и завалились на кровати. Джет-лэг, бессонная ночь в самолете, почти бессонная ночь на зальцбургском вокзале, предательство чехов, напряженная езда по Югославии — все это немедленно погрузило нас в сон без сновидений. Послезавтра должна произойти встреча, которую я ждал пять лет, но сил на ее предвкушение у меня уже не было.

Бывала ли в вашей жизни долгая разлука с близким человеком? Для чего встречаются одноклассники, празднуя двадцатипятилетие, а то и пятьдесят лет со дня окончания школы? Нам интересно встретить знакомых людей спустя много лет, нам интересно побывать в местах, где мы долго не бывали, — родной город, курорт, куда мы ездили в детстве, просто красивое место, которое когда-то проезжали и куда заглянули на несколько минут. Мы всматриваемся в дома — те ли эти дома? Обветшали, стали ниже. Другие, наоборот, обновились и стали выглядеть хуже, потому что иначе почти всегда означает хуже. Расставаясь с людьми, местами и вещами, мы хотим, чтобы они не менялись, чтобы все застыло во времени навсегда. На других мы переносим желание самим застыть навсегда.

Весь следующий день мы с Аликом шатались по Башке. Через много лет Алик рассказывал мне, какой красивый остров Крк и какой живописный городок Башка. Но я этого не помню. Ни Крк, ни Башку. Помню только, что мысленно обозначал место нашей с Людой завтрашней встречи, — немного левее от ее гостиницы, немного правее от моей, на набережной. Я подаю ей знак следовать за мной, поворачиваюсь и иду. Куда иду? Надо найти укромное место. Я прохаживаюсь по набережной, всматриваюсь в улочки, отходящие от нее, — они открыты, все на виду. Но вот я нахожу маленький пустырь за одной из гостиниц. Да, сидеть негде, зато ни души. Пустырь — плохое обрамление для романтической встречи, и ни один японец не выбрал бы пустырь для встречи с возлюбленной. Бурьян, небольшая куча мусора, отсутствие тени. В голову лезли японцы — мастера обставлять любые церемонии. Это плохо, потому что у японцев опасные для евреев традиции — например, бросаться со скалы, если родители влюбленных не одобряют их отношений. Наши родители, кстати, тоже никогда не были в восторге от наших отношений — за это они и поплатятся. Ни ее родители, ни мои не знают, где сейчас их дети. Нет, не нравится мне пустырь, и я ищу другое место.

В Башке полно отдыхающих европейцев, в основном немцев. Мы с Аликом одеты хуже всех, и мне немного обидно за Америку — не сумела она одеть элегантно своих новых сыновей. На всех мужиках красивые цветастые рубашки, и все они выглядят как настоящие иностранцы. А мы опять — как «совки». Правда, моя по-ковбойски простроченная рубашка «Wrangler» очень удобна — на ней два больших нагрудных кармана — один для сигарет, другой для какой-нибудь небольшой нужной вещи.

Я начинаю думать, что Людин автобус может прибыть в любую минуту и встреча может произойти не завтра, а сегодня. Я вглядываюсь в красивых брюнеток, фланирующих по набережной, время от времени сожалея, что та или иная понравившаяся мне девушка не Люда. Такая нецелостность не очень хороший признак. Получается, что вся операция затеяна ради самой операции, а не во имя большой любви. Интересно, а как сейчас Люда воспринимает молодых людей? Легко ли ее вытащить из автобуса на остановке красивому парню из Загреба? Я представляю, какое письмо она мне потом напишет из Загреба, объясняя, почему не приехала на Крк, и меня разбирает смех.

Но в жизни такое бывает — я встречаюсь на башкинском блядоходе с молодой нацисткой и переезжаю к ней в Дюссельдорф, а Люда находит счастье с загребским ветеринаром. Я совсем не исключаю для себя и Люды такого исхода югославской эпопеи, но полностью исключаю его для Алика. Алик точно вернется в маленький городок Лэйк-Гайавата в Нью-Джерси, где его не может не ждать Ляля.