Борис Палант - Дура LEX

Мы сошли с поезда в Загребе. Или это был Харьков? Сортирные запахи, бабы с мешками, нищие, просящие подаяния. Знакомую советскую картину нарушали иностранные машины. Тут же на вокзале мы обменяли доллары на динары и сели в такси-«Мерседес», чтобы ехать забирать забронированное «Рено-4». Пункт проката машин занимал одноэтажное строение посреди пустыря на окраине города. Несколько тревожных минут, пока клерк нашел мой заказ. Сначала я говорил по-английски, но потом перешел на русский, что вызвало у клерка вздох облегчения. Я спросил, как выехать на шоссе на Риеку и за сколько я доберусь до острова Крк.

— Теперь, когда мост построили, за быстро, — ответил клерк.

— Что, неужели уже закончили строительство моста? — с неподдельным восторгом спросил я.

— Так давно уже, почти год назад.

— А я на карте никакого моста не видел.

— Вот на этой карте уже есть, а на других до сих пор нет. — Клерк протянул мне карту.

«Рено-4» выглядела сделанной из картона: двери совсем тонкие, окна не опускались, а открывались, как форточки, кулиса в форме клюки торчала из приборной доски. Чтобы переключить скорость, ее требовалось сначала дернуть на себя, а потом воткнуть в нужное положение. Крыша была овальной и тоже очень тонкой. Мы погрузились и поехали сначала обратно в Загреб, так как я хотел заехать в гостиницу, где я забронировал номер, и лично убедиться, что все в порядке.

Гостиница оказалась в красивом, уютном районе. Мы вошли и тут же услышали громкую американскую речь — в фойе расположилась группа молодых ребят, очевидно, студенты на каникулах. У меня стало спокойнее на душе, и я поприветствовал их: «Хеллоу, пипл». «Пипл» оказался из разных штатов, кто из Миннесоты, кто из Огайо. Я сказал, что я из Нью-Йорка, а Алик из Нью-Джерси. Пять минут легкого, по сути, никакого разговора, а все равно было приятно, что земляков встретил. Наверное, я мандражировал, если затеял этот разговор. Такие же пустые и бесполезные разговоры заводят с медсестрой, которая везет тебя в операционную, — все, что тебе нужно, это слово, признак жизни, косвенное подтверждение, что все в порядке. Вот американские студенты в Югославии, все живы и здоровы, и с тобой точно так все и будет.

Я поговорил с портье, сказал, что обязательно остановимся на обратном пути, и попросил держать две комнаты, начиная с двадцать третьего августа. Портье попросил задаток, и я дал ему тридцать долларов. Цены тогда были смешные даже для меня — пятнадцать долларов за ночь. Мы немного погуляли по Загребу, который нам очень понравился. Да, не Вена и не Рим, но и не Морристаун и не Буффало. В американских городах, за исключением нескольких, гуляют только в парках, а на улицах обычно ни души. Загреб был небогатый, но вполне достойный европейский город: красивые дома, кафе, чистые трамваи. По тротуарам идут вполне прилично одетые люди. Я искал глазами транспаранты, знамена, портреты классиков марксизма-ленинизма, но не нашел ни одного. Мы вернулись к машине, втиснулись в ее крохотный салон и взяли курс на Риеку.

Названия, которые я столько раз видел на карте, приобретали реальность. Карловач.

— Вперед, на Карловач! — продекламировал я.

— Сказал Михайлович, — подхватил Алик.

Имея за плечами опыт более чем пятнадцатилетнего тесного общения, мы тут же оба поняли, что Михайлович — югославский герой, возможно, соратник Тито, глава партизанского отряда. Для лучшей рифмы мы произносили «МихайловАч». Если вы скажете, что эта деталь, эта маленькая наша забава несущественна, то будете правы. Но существенны ли были мои разговоры с Бернис Голден? А ведь без нее ничего, наверное, не было бы. Или было бы не так. Почему молитва перед боем важна, а припев «Вперед на Карловач, сказал Михайловач» не важен? Может, без него тоже было бы все не так?

Дорога пошла в гору. Наш «Рено» натужно попердывал на узком шоссе с непривычным для нас встречным движением. На горной дороге я никак не мог заставить себя пойти на обгон какого-нибудь грузовика, зато нас обгоняли почти все. Югославы любили риск и жизнь свою ценили недорого — они обгоняли даже тогда, когда встречная машина была всего в паре сотен метров. Жикнут слева и тут же перестраиваются прямо перед моим капотом. Ездили югославы на «Заставах» местного производства, но часто и на старых «Рено», «Ситроенах», «Фиатах», «Фольксвагенах». Иногда попадались большие «Мерседесы».

Около Карловача мы остановились на обед в придорожной столовой. Выбор блюд был минимальный, но поданный кусок мяса был честный и вкусный. Поглощая пищу, я поймал себя на мысли, что не думаю о предстоящей операции, а вместо этого веду себя как турист — просто с любопытством глазею на все вокруг. А нужно подмечать и запоминать какие-то полезные вещи, но я забыл, какие. Я понял, что расклеился, и мне стало не по себе. Снова обвел глазами помещение — столовка как столовка. Работяги жрут, выпивают, с ними разговаривает официант. Что тут для нас полезного, что из всего этого нам может пригодиться? Интересно, это государственное предприятие общественного питания или частная столовка? Я посмотрел на Алика — он ел и тоже, очевидно, что-то обдумывал. Я задал ему вопрос насчет формы собственности столовки, и он подтвердил, что это тоже его занимает. Мы стали обсуждать приметы, указывающие на то, что столовка частная, — достаточный уровень санитарии, отсутствие агитматериалов. Да, по всему выходило, что это частное заведение.