Борис Палант - Дура LEX

Помню, когда я жил вместе с Бобом и Дхармом, Бобу подарили на день рождения большой кусок мяса. Он его заморозил и держал в морозильнике с марта по декабрь, а на Рождество зажарил и угостил нас. Когда Боб подрабатывал развозом пиццы, он записывал в отдельный блокнотик, сколько ему дали за день чаевых, и потом платил налог с этой суммы. Десятый год Боб учился на степень магистра, которую обычно получают максимум за два года. Дольше Боба студентом в Буффальском университете числился только сумасшедший по фамилии Лев, который каждые четыре года выставлял свою кандидатуру на президентских выборах. Лев всегда проходил какой-то первый этап, потому что сотни несознательных студентов, чтобы насолить истэблишменту, отдавали свои глупые голоса за крэйзи Лева. Говорили, что Лев воевал во Вьетнаме.

Собрались мы у Боба, купили в складчину пиццу и кока-колу. Я рассказал, что задумал сделать в августе, и попросил Бетти помочь мне выйти на югославов. Я хотел знать, насколько трудно перейти границу с Австрией, Италией и Грецией, может, кто-то из знакомых ее знакомых это делал и поделится опытом. Кроме того, мне нужно было иметь как можно больше потайных точек, где Люда и я могли бы какое-то время отсиживаться в случае неудачи, разумеется, при условии, что нам удастся оторваться от преследователей.

Я предупредил Бетти, что денег у меня будет очень мало, но какие-то деньги за жилье и еду ей смогут дать мои родители и, может быть, друзья. Бетти была очень тронута моим планом выкрасть Люду через родину ее предков и пообещала помочь. Боб и Дхарм тоже были тронуты, но ничем помочь не могли. Они, однако, укрепили Бетти в мысли, что она делает благородное и нужное дело. Бетти плакала от нахлынувших чувств. Дхарм побежал заваривать чай по-индийски — на молоке, без капли воды. Очень крепкий и вкусный.

Первым югославом, с которым меня познакомила Бетти, был Зоран. Зорану было лет двадцать пять, из которых в Америке он провел последние три года. По-английски Зоран говорил довольно прилично, хотя и с сильным акцентом. Узнав, что я учусь на адвоката, он сказал, что тоже хотел бы стать адвокатом. Поговорили о том, сколько адвокаты зарабатывают, а затем я ему рассказал о своих югославских планах. Зоран помолчал, раздумывая (уже хорошо для будущего адвоката), затем задал несколько вопросов. В хорошей ли мы с Людой физической форме? — В хорошей. — Можем ли пройти десять километров ночью? — Можем. — Был ли я когда-нибудь в Югославии? — Нет. — Сколько вещей у меня будет с собой? — Минимальное количество, и я готов бросить их в любую минуту.

Зоран пообещал найти для меня две точки — одну в Хорватии и одну в Македонии. В Хорватии, в Загребе, жил его друг с женой, и Зоран был уверен, что неделю мы с Людой точно сможем провести в их квартире. В Македонии жил его двоюродный брат Милан, который работал на текстильной фабрике в Битоле, совсем недалеко от греческой границы.

Я сказал:

— Зоран, как я могу быть уверен, что твои люди меня не подведут, что они не забудут про меня, что они откроют мне дверь и впустят меня?

— Я с ними лично поговорю, я объясню им, что они это делают ради меня, что ты много для меня сделал в Америке и что я твой должник.

— То есть ты будешь врать, я ведь для тебя ничего не сделал, Зоран, и ты мне ничего не должен. Но если мне придется воспользоваться гостеприимством твоего друга и кузена, я ведь вручу им свою судьбу и судьбу Люды. Я понятия не имею, что с нами могут сделать в Югославии за попытку перехода границы в капиталистическую страну. Тюрьма? Какой срок? Я не столько боюсь тюрьмы, сколько выдачи Люды обратно Советам. Если у нас что-то не получится, я хочу иметь возможность отсидеться в каком-нибудь месте или в нескольких местах хотя бы пару месяцев. Подождать, пока все утихнет, связаться с американским консульством, может быть, с американскими средствами массовой информации. Я еще не знаю, как я буду выпутываться сам, а главное, выпутывать Люду из этой ситуации.

— Если ты хочешь, ты можешь сам поговорить с ними по телефону. Приходи завтра — позвоним вместе, они уже будут знать о тебе.

Я пришел на следующий день и принес десять долларов за телефонный звонок в Югославию. Зоран рассмеялся и сказал, что в отличие от меня он работает, чинит «Фольксвагены», и для него не составляет большого труда заплатить за звонок. Международные разговоры стоили тогда бешеные деньги, как минимум доллар за минуту. Зоран набрал номер, сказал на вполне понятном македонском (или на каком-то другом славянском языке) несколько слов, я разобрал свое имя, слова «Америка» и «Югославия», а затем Зоран протянул мне трубку.