Дмитрий Липскеров - Теория описавшегося мальчика

Лицо Ивана Диогеновича пошло пятнами, и он, с трудом сдерживаясь, чтобы не сорваться на крик, заговорил со злобой:

— Да как ты посмела?! Без моего ведома! Кем ты себя возомнила!.. Убирайся отсюда вон! Слышишь, вон!!!

— Да что с тобой опять? — губы Насти задрожали.

— Я видеть тебя больше не могу! Твою унылую физиономию!

— Иван!.. — слезы лились по ее лицу водопадом.

— Вон! — я сказал. — И не показывайся мне на глаза!

Она чуть ли не вывалилась из его купе в надежные руки охраны. А Иван криком велел отыскать дочь помощника начальника станции немедленно. Девушку, собственно говоря, отыскали быстро, она стояла под фонарным столбом в голове московского состава.

Осмотрев Жагина, доктор признался честно:

— Не знаю, что с вами. Но ваша голова растет. Сейчас она уже девяносто два сантиметра в окружности. Это медицинский нонсенс.

— Инфекция? — предположил импресарио.

— Такой не знаю. От которой голова по двадцать сантиметров за сутки вырастает. Хорошо еще, что вы под двести кило, не так заметен диссонанс.

— Меня дятел клюнул в макушку.

— Дятел, хм… Вам нужно в больницу, к неврологу, пройти МРТ и посмотреть, что там, в вашей голове… Но в Коврове МРТ под вас нет. До ста двадцати килограмм только. Езжайте побыстрее в столицу!

— Болеутоляющее дадите?

Доктор посмотрел Жагину в глаза и выгреб из саквояжа все препараты по теме.

— Если что, завещайте свое тело науке, а именно мне. Или только голову! И я здесь ее ампутирую! Уж слишком вы огромный — тащить вас! Завещаете?

— Завещаю, — улыбнулся Жагин.

И доктор на прощание улыбнулся. Соскочил со ступеней вагона и был таков.

Не многие услышали странный тихий щелчок, а потому не обратили на звук никакого внимания. Между тем пуля, выпущенная с расстояния пятисот метров из винтовки КСВК 12,7 мм, пробила купейное окно Жагина и попала ему точно в лоб. Голова импресарио только дернулась. Пуля пробила кожу лба, но от черепа отскочила, как от брони, и закатилась под кровать. Андрей Васильевич и не понял бы, что в него стреляли, но аккуратная дырка в окне рассказала ему об этом.

Жагин хотел было броситься к охране, но вдруг осознал, что боль в голове прошла. А в тело вернулись сила и спокойствие. Он лишь задернул шторки на окне и, скинув пиджак, рухнул в постель.

— Завтра всё, — проговорил. — Всё завтра. — И уснул, как умер.

Они сняли комнаты в жилом секторе, почти в пригороде, в квартире у местного психиатра, однокурсника Якова Михайловича. Собрались однокашники к ночи. Жена однокурсника поставила на стол два десятка котлет, прямо в сковороде, и кастрюлю вареной картошки. Она и по годам была немолода, а по виду и вовсе старуха. Поставила еду и вышла вон.

— Так-то, Яша, — развел руками местный психиатр. — Молодость прошла.

Яков Михайлович выудил из дорожной сумки бутылку отличного коньяка, икры две банки и еще что-то мясное — пару банок, иностранные. Кожаный футляр с сигарами бросил небрежно.

— Ничего, Сеня, старая дружба не ржавеет. — Вытащил сигару, плюнул огрызком в угол и раскурил с помощью золотой плазменной зажигалки.

Однокурсник втянул носом дым и закашлялся:

— А дрянь, Яшка, эта твоя сигара!

Гость свинтил с бутылки крышку и разлил по стаканам:

— Попробуй это.

Выпили.

— Круто, — отметил Сеня. — И клопами не пахнет! Ха-ха, как будто он когда-то пах…

— Икру ешь.

— Ага… А можно Наташке баночку, а то злится. Оставим?

— Не вопрос.

— Надолго?

— Пара дней. Мог бы и в гостинице, но хотелось тебя повидать.

— Спасибо, Яша. Я тронут.

— Не стоит.

— Странно, конечно, что ты ко мне… Мы ведь в институте не очень…

Яков Михайлович сунул руку в портфель, нащупал шприц, сковырнул ногтем колпачок и одним движением из портфеля прямо Сене в шею иглу воткнул. Сеня здесь же и обмяк в мгновение. Московский гость пыхнул сигарой и, перезарядив шприц из ампулы, встал со стула и прошагал в комнату к жене однокурсника. В несвежей ночной рубашке, она была похожа на ведьму, да еще пыталась закричать перекошенным ртом, когда увидела воткнутый в сонную артерию шприц.

— Простите, Наташа!

Яков Михайлович вернулся к Сене и перетащил его тело к жене.

Три часа психиатр ел котлеты, пил коньяк и курил сигары, испытывая чудовищную ярость. Он был уверен, что пуля попала продюсеру в огромную башку, но увидел в оптический прицел, как «убитый» Жагин задернул занавески.

— Скотина! — не выдержал. — Свинина!

А потом психиатр еще час курил и пил. В дверь постучали.