Дмитрий Липскеров - Теория описавшегося мальчика

— Играйте что-нибудь веселое! — велел Жагин артистам. Он сам пережил то, что пока еще не мог облечь в слова. — Играйте же!

И опять Настя взмахнула молоточками. Но на сей раз музыка понеслась разудалая, разнося под своды зала «Камаринскую». А Иван, до сих пор не пришедший в себя, автоматически подстроился, заиграв так разухабисто, что только что лежавшие на полу раненые люди поднялись на ноги, радостно обнялись, да и заплясали между рядами кто как мог. И вприсядку, а женщины кружками пошли да глазки мужчинам стали строить. А Марина Веснина ринулась широченным шагом напролом к губернатору по сиденьям, да как обхватит руководителя за шею. Он ее отталкивает, а со сцены на эту картинку глядит во все глаза Карловна.

В это время Жагин связался с полковником Крутоверховым и попросил его вызвать несколько бригад «скорой помощи» и отыскать в городе во что бы то ни стало хорошего столяра.

— Жизнь человека-ксилофона в опасности!

— Понял, — ответил Крутоверхов.

Импресарио вернулся на сцену, опустился на колени к самому лицу человека-ксилофона и заговорил тихо:

— Иван Диогенович, ситуацию выправлять надо. Я бы сказал даже — спасать! Сделайте что-нибудь! Или на наших карьерах можно ставить крест!

— Что это было? — спросил Иван.

— А черт его знает! Только хватит «Камаринской»! Верните им душевное равновесие! Обещайте еще бесплатный концерт! Хоть три!.. Потом во всем разберемся! — И Насте: — Давай, девочка, соберись!

Иван заиграл Бетховена. Он почти умирал, но рождал в своей душе ноты спокойствия и умиротворения. Кожа лица его с каждой секундой теряла цвет. Жизнь Ивана уходила, чтобы подчеркнуть свою вечность.

В зале быстро успокоились и, обращаясь друг к другу, пытались выяснить, что произошло.

— Птицы! — пробасил отец Исидор. — Гонцы ада.

— Перестаньте, батюшка! — рассердился вице-мэр, на чьей голове отсутствовал клок волос. — Ступайте в храм! Я вас о разоблачении просил, а вы вот какую вакханалию устроили! Стыдно, ей-богу!

Губернатор просипел душащей его за шею Марине, что вечером непременно будет к ней, отстранил любовницу силой и крикнул громко, рассчитывая на супругу:

— Девушка, вы обознались!!!

Наконец включили пожарный свет.

Зал был похож на разбомбленный город.

Окровавленные люди смотрели друг на друга, а потом разом оборотили свои лица к сцене, и произошло совсем неожиданное. Они зааплодировали, да так неистово, что даже Шарманский, с головы которого склевали все до единого волосы, выбежал кланяться.

— Браво!!! — кричали восторженно. — Браво!!!

— Ива-а-а-ан Диогенович Ла-а-аскин! — проорал Шарманский и вновь поклонился. И, выпрямившись: — Его ассистентка Анастаси-и-и-ия Пе-ременчи-и-и-ивая!!!

Карловна приподнялась с пола и поцеловала почти безжизненное лицо Ивана. Она смазала с его лица пальчиком каплю крови и проговорила так, что слышно стало всем:

— Святой Иваан!

— Да нет у нас в православии прижизненных святых! — возмутился отец Исидор, пытаясь приладить надорванную мочку уха на место. — Что ж мы, католики какие!

— В храм, батюшка! — распорядился вице-мэр. — Быстренько!

Батюшка и пошел на выход, осеняя всех крестным знамением да приговаривая:

— Увлеченных бесовством ждет геенна огненная!

— Идите, батюшка, — провожали отца Исидора как умственно нездорового. — Примите пару капель для разума!..

— Всех — геенна!!!

А со сцены прибывшие медики выносили человека-ксилофона. Закрытые глаза Ивана пугали Жагина, но продолжавшая течь из ран кровь говорила, что сердце еще стучит.

— Осторожно! — призывал импресарио.

— Потерпи, Иван, — рыдала Настя. — Все будет хорошо! Я с тобой!

Жена губернатора крестилась и наговаривала Жагину всякое.

— Любые столичные врачи, — предлагала. — Нужна кровь — я готова сейчас же! Берите хоть всю! Любые материальные ресурсы!.. Можете перевезти его в губернаторскую резиденцию!.. Спасите его! Умоляю!

— Спасем! — обещал Жагин. — Непременно спасем!

Губернатор в сопровождении охраны также выходил через сцену, но, обернувшись, показал Марине Весниной десять пальцев, что означало время прибытия его светлости к девушке на квартиру. Она кивнула, но почему-то опять вспомнила Николая Афонина, первого своего мужчину, и расчихалась на нервной почве.

Зритель постепенно рассосался, а посреди разгромленного зала в парадной форме, широко расставив ноги, стоял полковник Крутоверхов. У него имелся только один вопрос: что здесь произошло?