Юрий Слепухин - Джоанна Аларика

Из освещенной двери на веранду вышли двое: Долорес Кинтана с кем-то из молодых людей. Не заметив Джоанны, они обнялись и замерли в долгом поцелуе. Оказавшись в глупом положении невольного соглядатая, Джоанна смутилась и уже хотела кашлянуть, чтобы дать знать о своем присутствии, как из комнат кто-то закричал: «Роберто-о, где тебя носит!» — и благопристойность была восстановлена.

— Скорее возвращайся, я подожду здесь, — громко шепнула Долорес. Ее партнер кивнул и скрылся в доме, и тогда Джоанна торжественно откашлялась.

— Это у тебя ловко выходит, — одобрительно сказала она подскочившей от страха подруге. — Как в кино, жаль не было секундомера. Видна хорошая тренировка.

— Это ты, Джо? — испуганно пробормотала Долорес. — О чем ты, я не понимаю…

— О вашем поцелуе, сеньорита, о чем же еще!

— Что ты, я и не думала целоваться…

— Это бывает, — засмеялась Джоанна. — Не думаешь, и вдруг… особенно в такую ночь, правда? Знаешь, как определяет такие штуки юриспруденция? «Преступление, совершенное в состоянии аффекта, без заранее обдуманного намерения». Это обычно служит смягчающим обстоятельством, так что ты не бойся. Иди сюда, я хочу спросить у тебя одну вещь. Да поближе, я не укушу! Слушай, ты больше меня в курсе здешних дел. Ты слышала, что сказал сего дня за столом дон Руфино?

— Он всегда говорит больше всех. А что именно?

— О парашютах слышала?

— О парашютах… — Долорес помолчала, добросовестно стараясь припомнить. — Нет, не слышала. А что он сказал?

— Еще бы ты слышала, — с досадой фыркнула Джоанна, — ты, конечно, была занята подготовкой почвы для очередного необдуманного поцелуя, правда? Он сказал о каком-то оружии, которое якобы каждую ночь сбрасывают на парашютах. Ты что-нибудь об этом знаешь?

— Ах, об этом… — разочарованно протянула Долорес. — Я думала, что-нибудь действительно интересное… Постой, что мне о нем рассказывали, об этом оружии? Да, это Роберто рассказал, по секрету.

— А, да? Что же именно?

— Ну, что его сбрасывают.

— Вот как…

Джоанна задумалась.

— Ну хорошо, а для чего его сбрасывают? И кто?

— Кто, я не знаю, — Долорес пожала плечами, — а сбрасывают для… ну, как это называется, для самообороны. Ты ведь знаешь, что коммунисты будут убивать католиков и землевладельцев?

— Нет, я этого не знаю. Когда?

— В октябре. В день десятилетия октябрьской революции, двадцатого, коммунисты устроят в столице большой народный праздник, и тогда на стадионе католиков и землевладельцев будут бросать львам. Поэтому люди и вооружаются, чтобы защищать свою жизнь…

— Дурочка! Кто это тебе наговорил?

— Спасибо, — обиделась Долорес, — об этом рассказывал сам падре Теодосио. По-твоему, я дура, если слушаю своего духовника, да?

— Именно поэтому, — подтвердила Джоанна. — А если падре тебе скажет, что коммунисты жарят и едят грудных детей, ты тоже поверишь?

— Нет такого преступления, — твердо сказала Долорес, — на которое не были бы способны враги веры Христовой.

— Амен, — насмешливо кивнула Джоанна. — Жаль, что ты не попалась на глаза какому-нибудь врагу веры Христовой, когда лежала в колыбели.

— По-моему, ты сама недалека от коммунизма, вот что. Леокадия говорит даже, что ты уже записалась в их партию…

— А что, вот возьму и запишусь! Тогда берегись, жарят ведь не только грудных! Ты будешь подана на ближайшем банкете партийного руководства, приготовленная как утка по-руански. Долорес, я заранее облизываюсь.

— С тобой невозможно говорить серьезно! Я лучше пойду потанцую. Послушай, ты не говори о том, что видела, ладно?

— Ладно. А ты не говори, что я расспрашивала тебя про оружие, а то мне придется стыдиться своей неосведомленности. Как-никак журналистка.

— Я не скажу. Это, наверное, интересно — быть журналисткой?.. Ну, я побежала.

В дверях Долорес обернулась и приложила палец к губам.

Джоанна осталась сидеть с задумчивым видом. Вот так штука! Значит, это не просто болтовня. Что они могут затевать, эти «христианские мученики»? Ей очень захотелось рассказать обо всем Мигелю, увидеть его сейчас же, немедленно. Вывести бы потихоньку машину и… Нет, об этом нечего и думать. Придется потерпеть до завтра. Завтра в девять. Только бы водопроводчик не потерял записку…

Она соскочила с парапета, отряхнула платье и направилась в дом. Возле двери в столовую ее остановил нестройный гул возбужденных голосов.