Махмуд Теймур - Синие фонари

— Нет, обрадовался! — ответил я, побагровев. Но, видя, что она вот-вот заплачет, посадил ее на колени и спросил:

— Тебя кто-нибудь научил так делать?

— Никто, клянусь Аллахом!

— Тогда, значит, ты сама писала записки и вкладывала их каждый день в книгу?

— Да. — Она кивнула головой и протянула мне свои пальцы, выпачканные чернилами.

— А для чего ты это делала? — снова спросил я.

— Потому что я люблю тебя, — ответила она, и глаза ее наполнились слезами.

Я внимательно посмотрел на нее:

— Ты так сильно меня любишь?

— Да, — подтвердила она спокойным, как обычно, тоном. — Я люблю тебя и отдаю тебе всю свою душу.

Я расхохотался и крепко обнял девочку:

— А у кого ты научилась этим словам?

— У моей учительницы арабского языка. Она часто повторяет их.

— Она говорит их тебе?

— Нет, не мне. Она меня не любит, и я ее тоже. Она всегда говорит эти слова в классе, не глядя на нас, потом глубоко вздыхает, пишет их на промокательной бумаге… и кладет в книгу учителю арифметики.

— А зачем ты скрывала это от меня?

— Наша учительница тоже скрывает свою тайну от учителя!

Я взял Туффаху на руки и достал для нее из шкафа плитку шоколада. Потом мы с ней подошли к окну, и я увидел Хайат и Амаль, гулявших в саду. Долго я стоял у окна, глядя на них, и молчал.

На следующее утро я собрал свои вещи, и поезд умчал меня в Каир.

Целую неделю я ни с кем не встречался… и не гляделся в зеркало!..

Перевод А. Метлова

Меня зовут Мансур Рафиу-д-Дин, вернее — устаз [43] Уста́з — принятое в арабских странах обращение к обравованным людям. Мансур Рафиу-д-Дин. Я журналист, точнее — потомственный журналист. Профессию эту я унаследовал от отца, отец — от моего деда, а тот — от моего прадеда. Журналистика вошла в плоть и кровь нашей семьи.

Из-под пера моего вышли нашумевшие статьи. Это могут засвидетельствовать мои друзья. Для профессии журналиста у меня все данные: и умение писать, и прочие способности. Только вот нет гонорара, который обеспечил бы мне и моей жене сносную жизнь.

Я работаю редактором в газете «Управляемые ракеты». Все отдают должное моим произведениям. И лишь главный редактор их совершенно не ценит. Он уверяет, что статьи мои лишены какой бы то ни было занимательности. Более того, считает, что я ретроград. Нисколько не церемонясь, он может во всеуслышание заявить, что идеи мои несовременны, а стиль груб, как неотесанный камень.

Сколько раз он обрушивался на меня:

— Неужели вы не можете дать что-нибудь новенькое, милостивый государь?.. Ну, подумайте, какие темы могли бы увлечь читателя! Освежите стиль, сделайте его более упругим…

Он хочет, чтобы я уподобился писакам-халтурщикам, каких немало среди моих коллег. Прошу прощения, коллеги, что вынужден наградить вас таким эпитетом — что поделаешь! Но вы быстро утешитесь, сто́ит вам принести редактору свою дешевую и лживую стряпню. Нет, я никогда не уподоблюсь вам. Я далек от той пропасти, в которую скатились вы. Я доволен собой — моя совесть чиста. Но, увы, нужда меня очень стесняет, а откровенно говоря — просто душит. Я с головой погряз в долгах.

— О, мое утраченное счастье! — без конца повторяет моя жена. — О, несбывшиеся надежды! О Рафиу-д-Дин, в черный день пошла я за тебя замуж!..

Причитания жены действуют мне на нервы, и я спешу ее утихомирить:

— Не печалься, о свет очей моих. Все уладится. Не век же быть беде. Терпение — ключ к счастью…

В ответ она награждает меня такими тумаками, что я едва удерживаюсь на ногах.

Я спешу запереться в своем кабинете и начинаю лихорадочно искать оригинальную тему, которая помогла бы мне наконец завоевать благосклонность главного редактора.

И темы не обходят меня стороной. Они роятся в голове, громоздятся, наползают друг на друга. Но ни одна не приходится мне по душе…

Со всех сторон меня окружают книги — это моя домашняя библиотека. Из них-то я и черпаю мысли и вдохновение, выражения и обороты речи. Как он величествен, этот шкаф! Ему нет цены — ведь он ровесник моему прадеду, главе и основателю нашего славного рода Рафиу-д-Дин. Гиганты мысли и интеллекта переполняют этот шкаф. Но моя жена! Она никак не хочет признать достоинства этого шкафа, постоянно изливает на него всяческую хулу; а стоит мне помянуть его добрым словом, тут же затыкает мне рот.