Джонатан Троппер - Все к лучшему

— Что поделать, — отвечает она, — танцевала, увлеклась. Для меня это уже третий концерт «ВЕНИСа» за год.

В свете клубных прожекторов ее кожа отливает перламутром. Она красива безыскусной красотой, как девушка с какой-нибудь фермы на Среднем Западе; глядя на нее, представляешь себе бескрайние прерии, луга и синее небо, которое отражается в ее глазах. Не так уж и плохо для секса на одну ночь. Я это знаю, поскольку бывали у меня варианты и похуже.

— Можно задать тебе один вопрос? — говорит она.

— Давай.

Мы оба стараемся перекричать Мэтта, который как раз заиграл забойный кавер на «Хочешь, верь, хочешь, не верь», тему из «Величайшего американского героя». Это я ему предложил год назад, публика каждый раз в восторге. Тут мне приходит мысль, что, когда вышла эта программа, сидящая возле меня девушка, скорее всего, еще в пеленки писала, и я чувствую себя до смешного старым.

— Что значит «Думай о BEНИСе»?

— А, — тяну я. Меня часто об этом спрашивают. — «Друзей» смотрела?

— Конечно. В школе.

Она придвигается ближе, чтобы я лучше слышал, и демонстрирует грудь в вырезе тонкого топика. Дыхание девушки щекочет мне ухо. Пары алкоголя мешаются с нашим дыханием: чиркни спичкой — воздух загорится.

— Это цитата из одной серии.

Девушка скептически оглядывает группу:

— Они что, фанаты «Друзей»?

— Это хохма такая, — поясняю я.

Во всех таких разговорах наступает момент, когда ты осознаешь: дело в шляпе. Девушка наклоняется ко мне, произносит: «Кстати, меня зовут Джесси», и я понимаю: вот оно.

— Зак, — отвечаю я, и мы как идиоты пожимаем друг другу руки.

Позже, спустя бесчисленное количество коктейлей, мы медленно танцуем прямо возле моего столика, и если вам нужно лишнее доказательство близящегося секса, то медленный танец под панк-рок — обычно добрый знак. Я пребываю в том блаженном состоянии, когда затуманенный рассудок еще не осознает, что в кишках все бурлит, как в котелке, и ты по-дурацки надеешься, что опьянение развеется, как дым на ветру, не обернется ядовитой горечью бурной ночной рвоты. Джесси прижимается щекой к моей щеке, и я млею от прикосновения ее крепкой груди к моей. И вот уже мы начинаем целоваться — долгие, влажные, откровенные поцелуи возбужденных незнакомцев. Девушка, не скрываясь, трется бедром о мою ширинку, жадно проводит языком по моим губам; кажется, будто громкая музыка оправдывает наше непристойное поведение. В глубине души — укромном уголке, куда еще не успел просочиться алкоголь, — не стихает чувство вины, но почему-то вместо Хоуп я вижу лицо Тамары. Помутившееся сознание не готово разбираться в сложностях этой пьяной измены, так что я решаю пока обо всем забыть. Последствия — понятие для трезвых. Я чувствую себя невесомым, парящим в воздухе из-за выпивки, оглушительной музыки и рук Джесси, закрываю глаза и погружаюсь в приятное забытье.

Группа заканчивает первую часть выступления под бурные аплодисменты, и я чувствую себя, будто ребенок в кинотеатре, когда после сеанса в зале зажигается свет. Без уютного прикрытия в виде громкой музыки и темноты целоваться и обниматься со случайной партнершей как-то неловко. Мы с Джесси возвращаемся за столик и быстренько пропускаем еще по паре рюмок, чтобы возбуждение не угасло за время перерыва, пока команда отдыхает.

Из туалета возвращается Джед, весь растрепанный, в губной помаде, и понимающе кивает, завидев прижимающуюся ко мне Джесси. Придвигает стул себе и своей новой знакомой, высокой брюнетке, похожей на дешевую копию Кристи Тарлингтон.

— Как дела на личном фронте? — интересуюсь я.

— Это у тебя спросить надо, — отвечает Джед, указывая глазами на Джесси, оборачивается и театрально подает ей руку. — Кстати, меня зовут Джед.

Все знакомятся, и Джед подзывает официантку. Та сообщает, что раз у нас теперь гости, придется платить за выпивку.

— Я оставил кошелек в фургоне, — заявляю я.

— Не вопрос, — великодушно соглашается Джед и достает пачку денег. — Я заплачу.

Джесси бросает на меня лукавый взгляд.

— У тебя есть фургон? — спрашивает она.

Вот так оно обычно и бывает. Холодный воздух обжигает лицо, точно пощечина, когда ты, пошатываясь, вываливаешься из клуба и бредешь по Бликер-стрит туда, где припаркован фургон группы. Тебе тридцать два года, вдобавок у тебя есть невеста, а ты все равно забираешься в кузов с раскованной смазливой студенточкой. Она на десять лет тебя моложе, сдает последние зачеты по религиоведению и привычно напускает на себя отработанно-соблазнительный вид. Она захочет быть сверху — ты это чувствуешь — и станет беззастенчиво преследовать собственное удовольствие. Все это неправильно. Даже если бы ты не был помолвлен, все равно ты слишком стар для нее. Но ее кожа нежна, чиста, словно только что выпавший снег, и в тусклом свете уличных фонарей блестит, как атлас. И, несмотря на чувство вины и жалость к себе, ты ощущаешь, как у тебя внутри, точно двойная опухоль, растет отчаянное желание снова стать таким же молодым и здоровым.