Марина Вишневецкая - Вышел месяц из тумана

– Ты его еще любишь,– констатирую, но мой голос предательски лезет вверх.

– Нет! Не знаю,– утешает, должно быть.– Я люблю его прежнего, теперь уже не существующего. Но ведь я могу себе его родить!

– Ну, а если, не приведи Господь, будет девочка?

– Дочку мою я сейчас разбужу, в серые глазки ее погляжу, – улыбается левым краешком рта.– Знаешь ли, в этом есть философия!

– Даже?! Я-то было подумал – лишь месть амазонки всем нам, яйцевидным.

– Нет, Гена. Нет! Это мир так устроен. Я уверена, например, в том, что Екатерина родила Павла не от венценосного супруга. И всегда забавляюсь, когда показывают празднование трехсотлетия дома Романовых.

– Но нельзя возводить порок в норму.

– Севка как-то в подпитии придумал легенду, или миф, или версию мифа… Поблудил языком и забыл. А вот я прикипела к ней… Версия такова: Ева согрешила еще в раю и зачала там от змия! Таким образом, ее первенец, Каин, не был сыном Адама. Таким образом, Адам, сотворенный по образу и подобию Божьему, породил только Авеля. Кстати, эта теория прекрасно объясняет необъяснимое: почему Бог не принял от Каина жертвы. Итак, все человечество – через Каина – произошло непосредственно от змия… Ева, конечно, какие-то крохи божественного из бедра Адама в себя впитала. Но все остальное в нас – от дьявола.

– Нюха, что за бредни?

– А откуда бы взялся этот урод, убивший родного брата? От двух блаженных, ни за что (подумаешь, яблочко съели!) изгнанных из рая? В очень многих мифологиях змий связан с плодородием и фаллосом. Гениаша! Ты только представь: задремавшая Ева в тени, а на ветке среди фиговых листиков – член! Приподнял вдруг головку и молвит ей человеческим голосом: «Ева, вкуси!» Вечный кайф. Я бы точно не устояла!– легкий вызов и в голосе, и в коленях, роскошно раздвинутых, впрочем, отчасти прикрытых розово-синим подолом.

Так. Ваши действия, сударь?

Хочет? Просто близости хочет? Сейчас?!

Вниз я смотрю вслед за ней. Там вода! Далеко! До нее метров тридцать, не меньше. Мелкая черная рябь. Как гусиная кожа. Это сам я покрылся сейчас…

– Аня! Этот роман ведь – о нас! И в нем все неспроста! То, что мы сейчас вместе, пусть над бездной, над омутом, я не знаю над чем, говорит лишь о том, что по общему замыслу… Взять хотя бы корыто. Оно нам велико. То есть мы в нем как дети! Понимаешь? Две чистых души, отыскавших друг друга, и – парящих! Может быть, наш ребенок будет в нем ощущать себя точно так! Наш ребенок! Потому что здесь – я, я, я, а не Всеволод!

– Ты, ты, ты! Глава-то – твоя!– и опять смотрит вниз… не всплывет ли кто?– Он меня очень мало любил. Очень мало и очень недолго. А в ребенке полюбит. До гроба! Потому что я уж такого детеныша произведу! Спорь, не спорь, дорогой, я – Даная. Д'Анна-я! Меня прятать бессмысленно. А тем более от него. Он достанет и под землей!

Краем глаза следит: не кусаю ли губы? Ей нужна моя ревность. Моя ревность – вот истинно золотой дождь для нее! Он не только ведь мало любил ее, он нисколько не ревновал. Я же тем и хорош, что:

– Ведь он развратил тебя, Аня! Ну станет ли порядочный человек вести свою родословную от черта, от дьявола?!

– Дело в честности. Что в нас от Бога? Ничего! Разве что тоска по Нему? У Всевочки есть картинка, на ней – один огромный остов. Его не с чем сравнить и поэтому невозможно понять: то ли это остатки жука, то ли сгнивший автомобиль, то ли горный хребет… У него все равновелико! Но это значит, что и равномало. Он и живет так, как будто вокруг – тьма, и есть только его солнечный взгляд, и на что бы он ни обратился – на червяка, на какашку – неважно на что, всего в этом луче блестит, играет, нежится… Он в самом деле способен заласкать кошку до обморока. Вот такие у него руки. И нежность какая-то нечеловеческая!– голос тает, и теплится, и оплывает. Только в постели бывает у нее такой голос.

Я обещал ведь – о ней. Очерк губ так отчетлив и цвет от природы так ярок… Нет, я вряд ли сумею сейчас. Восемь родинок – причем каждая в ней с тем расчетом – с чьим расчетом? (о кошках моя бабушка говорила, что их ангелы рисовали!)… так вот, всякая Нюшина родинка завершает все то, что в ней будто бы чуточку несовершенно; например, ее плечи – в них есть угловатость, но три родинки расположены так, что уводят взгляд вниз, взгляд скользит по – округлости плеч! Или мочка – она могла бы быть не столь уж мясистой, но она – только фон, она – идеальная оправа для маленькой родинки-яшмы.

То ли гром, то ли грохот, но очень далекий. Небо плотным и душным валенком.