Ольга Токарчук: Игра на разных барабанах: Рассказы

Корнелия, моя преподавательница, говорила на двух языках попеременно. Ни один из них я не понимала достаточно хорошо, к тому же она сама очаровательно их переплетала, прибегая в конце концов к помощи латыни. Я вглядывалась в ее серые глаза, в движения губ (словно была глухонемой) и таким образом разгадывала смысл указаний и объяснений. Вначале я боялась, что наши смыслы — ее и мой — могут разминуться по дороге, как две параллельные прямые, которые будто бы вечно пересекают бесконечность, не соприкасаясь, не тоскуя друг по дружке.

Я никогда не знала, что Корнелия предложит нам на этот раз. В том и состоял основной принцип ее системы — застать врасплох, поразить, а следовательно, глубже проникнуть в память. В самом начале, скажем, она разучивала с нами детский стишок о барабанщике:

В другой раз она выписывала на доску неправильные глаголы на иностранном языке. Одно из первых занятий заставило меня крепко задуматься: мы получили по комочку глины величиной с кулак, Корнелия завязала нам глаза нашими же шарфами и попросила слепить из этой глины что-нибудь хорошее, что-нибудь очень близкое. Я хотела сделать зверюшку — так сильно недоставало мне в городе животных, — олененка или хоть собаку. Когда мне уже сняли с глаз шарф, я увидела, что вылепила какое-то чужое лицо.

Именно лица формировали город. Постепенно я открывала (и, может быть, именно этого добивалась Корнелия), что он вовсе не образован зданиями, перекрестками улиц и даже входами в метро, город — это непрерывность лиц, которые переходят одно в другое, как в компьютерной графике. Город слагается из перемешанных лиц, раскиданных по районам, но порой, волею случая, на мгновение отражающихся друг в друге, например, на эскалаторе — одно едет вниз, другое наверх; в поездах, направляющихся в противоположные стороны — одно двигается вправо, другое влево; в стеклянных дверях-вертушках — одно вперед, другое назад.

Непрерывность лиц — штука захватывающая, ведь все они похожи. Любопытно, можно ли представить эту закономерность как кривую Гаусса [33] Распределение Гаусса (нормальное распределение) — одно из важнейших распределений вероятностей. Графиком распределения является «колоколообразная кривая» с ветвями вниз. Иллюстрирует случай, когда из большого количества объектов (предметов, событий и проч.) выделяется наиболее типичный, часто встречающийся — на графике он соответствует высшей точке кривой. ? Стремится ли эта кривая с монотонной размеренностью к точке, в которой все лица становятся неразличимы? Удалось бы записать эту закономерность в виде простой математической модели, более убедительной, чем какая бы то ни было литература?

Коралия часто обращала наше внимание на повсеместное присутствие подобий. Всё похоже, это лишь вопрос перспективы. Подобия сплетают вещи в хитроумную сеть, которая удерживает сложную прическу мира в безмятежном порядке.

Можно было бы подумать, говорила нам Коринна, что наш опыт укладывается в общепринятую модель причин и следствий, которые, чередуясь, обвивают действительность милой глазу гармоничной цепочкой. Нет ничего более ошибочного, — произнося это, она поднимала палец. Причинно-следственная концепция — лишь опора для разума; выражаясь метафорически — это эскалатор, который хоть и поднимает нас наверх, но избавляет от необходимости совершать поступательное усилие. Шаги, поступь. Является ли движение левой ногой причиной шага правой ногой? Является ли шаг правой следствием шага левой? — спрашивала она. Разумеется, нет, отвечала сама себе. Шаги потому сосуществуют, позволяя ходить, что подобны друг другу. Подобия притягиваются. Равно как и противоположности. Но ведь противоположность также — обратное подобие. Да?

Мы не знали, что ей на это ответить.

Мы все были записаны в ее тетрадь. Имя и фамилия. Возраст. Цвет глаз. Она знала о наших успехах и оплошностях. По этой тетради она проводила опрос. Corinne, je suis fatiguée, I am tired, Ich bin müde, говорила я. Я плохо себя чувствую, пойду домой. Сегодня я — не я. В такие минуты она, бывало, прикладывала мне ко лбу электронный градусник и с удовлетворением отмечала, что температуры у меня нет. Потом испытующе смотрела мне в глаза (у нее были серые, у меня — бесцветные) и повторяла: «Надо кем-то быть, выхода нет. Всегда ты — кто-то определенный, хотя это и мучительно. Даже отсутствие какой-то черты — уже черта. Даже лишенная одежды, ты просто продолжаешь существовать как ты-обнаженная. Даже потеряв сознание, ты — ты-без-сознания; даже смерть тебя от этого не избавит, потому что тогда ты будешь ты-мертвая».