Иранка по-прежнему неотрывно смотрела на шоссе.
— Я не полагаю, а точно знаю. — Она закусила нижнюю губу. — Когда мне стало известно о ночном происшествии в Министерстве науки, я была в отчаянии. И мне пришло в голову попытаться освободить вас под предлогом целесообразности проследить за вашими дальнейшими действиями. Я постаралась исподволь внушить им, что ваш отец располагает сведениями, способными помочь в раскрытии тайны. А потом подбросила следующую идею: отпустить вас, чтобы вы могли встретиться с отцом. Я выложила железный аргумент — заявила, что руководствоваться надо прежде всего необходимостью скорейшей разработки простого в изготовлении ядерного оружия. Такого оружия, производство которого не смогли бы обнаружить американские спутники-шпионы. Так я убедила их подстроить ваш побег.
— Если так, то что мешало просто выпустить меня из тюрьмы? Почему меня не освободили на законных основаниях? К чему было устраивать спектакль, втюхивать мне, будто мое освобождение — результат силовой акции противников режима?
— ЦРУ быстро бы раскусило, что мы ведем игру.
Историк провел ладонью по волосам.
— Ладно, — произнес он. — Но теперь, после того как вы вытащили меня из подземного застенка здесь, в Лхасе… Ведь вы рискуете жизнью…
— Конечно.
— Но… почему вы это сделали?
Ариана ответила не сразу.
— Я не могла допустить, чтобы вас убили, — наконец прошептала она.
Солнце палило нещадно. Его отвесные лучи настолько раскалили кузов, что машина, казалось, вот-вот расплавится. В кабине было настоящее пекло, и путешественники опустили стекла, чтобы их хотя бы обдувало встречным ветром. Джип взобрался на перевал и по ухабистой колее, поднимая за собой густое облако пыли, покатился вниз по склону, сплошь усеянному валунами и галькой.
Подставив лицо спасительному потоку воздуха, Томаш вдруг понял, что неповторимость тибетского пейзажа заключена в удивительной прозрачности света и первозданно-неистовой яркости красок. Каждый цвет тут словно светится изнутри, рождая феерию огнецветья, от которой, как от праздничного салюта, захватывает дух.
И вдруг им предстало чудо из чудес. Справа, прямо у дороги, в лучах солнца полыхнуло пронзительно-голубое пятно. Волшебное отражение неба среди скал. Искрометный сапфир, оправленный в золото высшей пробы. Лазоревое свечение, мощной аурой исходившее от него, гипнотизировало.
Это было озеро, которое, как ярко освещенное зеркало из ляпис-лазури, переливалось всеми возможными тонами синего: в середине темнело глубоким кобальтом, затем светлело, становясь аквамариновым, а у самого берега, где вода нежно касалась лучисто-белого песка пляжа, переходило в бирюзово-опаловый. Казалось, среди гор образовался атолл, и на гладь его лагуны, опоясанной золотисто-багряными горными отрогами, падали коричнево-красные тени сверкающих снегом вершин.
— Это не может быть водой, — промолвил португалец, потрясенный буйством красок. — А если это вода… то какая-нибудь волшебная…
Ариана выключила двигатель и, открыв заднюю дверцу, достала корзину со снедью. Близился полдень, и само место располагало к тому, чтобы устроить привал и перекусить. Португалец подхватил корзину, и они расположились у большого камня близ кромки озера, где прозрачная вода незримо сливалась с песчаным берегом.
Солнце жгло немилосердно, и почти тут же, спасаясь от него, они перебрались в тень у подножья скалы. Однако там оба почувствовали, что замерзают. Они снова переместились и обосновались на сей раз на границе света и тени. Томаш и не представлял, что перепад температур в тени и на солнце может быть столь разительным и составлять не менее десятка градусов. Верхняя часть его тела, оставаясь в тени, продолжала мерзнуть, в то время как в ногах, находившихся на солнце, кровь готова была вскипеть.
Они переглянулись и рассмеялись.
— Это из-за воздуха, — заметила Ариана, — он сильно разрежен, поэтому не вбирает в себя тепло солнца и не фильтрует солнечный свет. Отсюда все эти странности. — Иранка сделала глубокий вдох. — Когда я была маленькой, мы ездили гулять в горы Заргос, и там было почти то же самое. Кстати, воздух здесь не защищает от ультрафиолетовых лучей. — Она посмотрела на солнце и поморщилась. — А потому, если из двух зол выбирать меньшее, нам лучше не вылезать из тени.
Они извлекли из корзины и разложили на большом плоском камне нехитрую снедь — бутерброды и пару бутылок с соками. Сидя на этом же камне, принялись за трапезу, одновременно наслаждаясь созерцанием природы.
Читать дальше