Хербьерг Вассму - Сын счастья

Сам же Вениамин думал, что так и не сказал Сёрену ни одного доброго слова, пока тот был еще жив. Сёрен много раз заходил к нему в комнату. Хотел поговорить, посмотреть его книги.

Именно это и сыграло главную роль в том, что Вениамин решил стать доктором.

В феврале комитет по здоровью горожан опубликовал следующие рекомендации: необходимо поддерживать в домах чистоту и проветривать помещения. Похоронить человека, умершего от горловой болезни, следует как можно быстрее, но не следует устраивать пышные похороны и потом собираться на поминки. Постельное белье и носильные вещи больного необходимо тщательно выстирать, комнату, где он лежал, вымыть и проветрить.

Еще многим было суждено умереть от этой болезни. Слишком многим, чтобы Вениамин мог запомнить все имена. Но кое-кого он помнил.

В ту пору в Тромсё все время плакали. Сёрену было только четырнадцать. А старшему из умерших — двадцать три.

В тот день, когда раздавали аттестаты, ректор выступил перед выпускниками с напутственной речью. Он говорил только о тех, кто ушел из жизни в расцвете юности. Софуса Бека тоже не было среди гимназистов. Ректор уже получил известие о его болезни. Вениамин сразу понял: настал черед Софуса.

Софус был из тех, с кем можно дружить. Они часто смеялись, особенно когда не зубрили уроки и не наблюдали за девушками, которые прогуливались рука об руку. Несколько раз они ездили на какой-нибудь остров и бродили там вдоль кромки воды. На одном из островов Вениамин признался Софусу, что в тот раз не был болен, а ходил на Лофотены. И Софус поклялся, что никому об этом не скажет. Впрочем, у Вениамина были и такие тайны, которые он не мог доверить даже Софусу.

Вениамину пришлось пережить еще раз все, что сопутствовало смерти. Основательное мытье. После бани лица у всех Сёренсенов были красные и блестящие. Раз кто-то из их дома общался с Софусом Беком, вымыться должна была вся семья. Сёренсены не могли рисковать жизнью еще кого-нибудь из детей.

Несмотря на то что Вениамин уже подвергся процедуре мытья, он все-таки пошел к Софусу, пока тот был еще жив. Он собирался сказать ему, что Дина не случайно утверждала, будто покойники вопреки всему остаются с живыми. Он был уже достаточно взрослый и понимал, что таким образом утешает самого себя. Софусу было сейчас не до этого. Но мать Софуса не пустила Вениамина к нему. Она обняла его и горько заплакала.

— Комитет по здоровью горожан запретил пускать к бедному Софусу кого бы то ни было, — всхлипывая, объяснила она.

Вениамин сказал, что не боится заразы: ведь они все время были вместе, а рано или поздно все умрут. Но этого говорить не следовало. Почему человек говорит всегда не то, что следует? Мать Софуса заплакала еще сильнее.

Он не посмел обнять ее.

Похороны были как будто ненастоящие. Хоронить людей по всем правилам не разрешал комитет по здоровью горожан. Вениамин понимал, что это делается, дабы избежать лишних жертв.

Но он все же пришел на кладбище и стоял за оградой. Мать Софуса плакала, но издали кивнула ему. Странно, что она заметила его даже в такой день!

Теперь Вениамину оставалось только ждать. Но если он избежит смерти — это знак, что ему следует стать доктором.

Каждый день, пока Вениамин ждал, не заболеет ли он, он думал о том, что надо пойти к фру Андреа в дом кожевника. Но так и не пошел.

Кожевник тоже не заболел и не умер. Умирали только молодые. Софус был шестнадцатый. Этого было уже больше чем достаточно.

Андерс приехал за Вениамином на новой шхуне. Она называлась «Лебедь».

— Господи, что же это такое? Что они с тобой сделали? — спросил он, не успев войти в комнату на чердаке.

Вениамин невольно подумал, что фру Сёренсен перестала говорить: «Было бы счастье, да одолело ненастье».

Чтобы загладить впечатление, которое он произвел на Андерса своим жалким видом, Вениамин протянул ему свой аттестат. Они вместе изучили его. Андерс потер лоб и сказал:

— Недурно! Недурно! Идем! Здесь тебе нечего больше делать.

И он был прав.

Можно спросить у себя: что заставляет человека сделать выбор? И существует ли у него вообще выбор? Проплавав несколько месяцев с Андерсом, я понял, что из меня никогда не получится ни моряк, ни купец. Не знаю, был ли Андерс разочарован или вздохнул с облегчением в тот день, когда я сказал ему, что хочу поехать учиться в Копенгаген. Во всяком случае, он не стал меня отговаривать. И ничего не сказал о том, что учение стоит больших денег.