Хербьерг Вассму - Сын счастья

— Да, а как еще можно назвать это чувство? Ведь я для тебя лишь человек, который иногда жил в доме Иакова.

— А ты сам? Когда ты понял… что это любовь? Я знаю одно: ты всегда старался держаться подальше — так, чтобы не обжечься.

— Я и не думал, что такое возможно… Разве ты подала мне когда-нибудь хоть один знак, а я его не понял? Может, очень давно?

— Ты всегда налетал точно ветер. Не успеешь привыкнуть, что ты сидишь с нами за одним столом, как ты уже в море за много миль отсюда.

— Когда ты первый раз обратила на меня внимание? Я имею в виду…

— Когда мы ходили в Берген. Я не знала, какое это будет иметь для меня значение. Кроме того…

— Кроме того, у тебя был Лео?

— Да, — жестко сказала она.

Он встал, стараясь сохранить чувство собственного достоинства. Вряд ли оно пострадало бы, если б он сам посмеялся над собой. Но он этого не сделал.

— Кого ты сейчас видишь перед собой?

— Когда ты встал на колени, я подумала, что ты хочешь посвататься ко мне.

— Кого ты сейчас видишь перед собой? — повторил он. — Меня или русского?

— Может, уже довольно, Андерс? Или ты хочешь заставить меня вылизать языком все половицы, по которым ходил Лео?

— Если бы речь шла только о половицах…

— Если речь идет обо мне, я считаю, что вылизывать половицы следует тебе, — процедила она сквозь зубы.

И исчезла, прежде чем он успел опомниться.

Ночью Андерсу снилось, что русский в тяжелых сапогах ходит по коридору и собирает все, что имеет отношение к Дине. Поднятые вверх уголки губ, которые так красиво изгибаются при улыбке. Завитки волос. Груди.

Русский запихивал частицы Дины в свой саквояж и тащил их за собой. Даже во сне Андерс жалел, что русский уже мертв, что нельзя вышвырнуть его за дверь.

Он проснулся оттого, что юго-западный ветер стучал в окна. Полежал, чувствуя усталость во всем теле, — так всегда бывало после возвращения с Лофотенов. Потом вспомнил: он дома! Вспомнил вчерашний вечер.

Что бы с ним ни случалось, Андерс каждый день встречал с надеждой. И дневной свет играл тут не последнюю роль.

Андерс съездил на шхуну за счетами и накладными. Потом подкараулил, когда Дина пошла в контору. Документы он нес в клеенчатом портфеле под мышкой, чтобы приказчик в лавке и горстка покупателей, подпиравших там стены, видели, что он идет по делу.

Дина подняла голову, когда он открыл дверь.

— Андерс! — воскликнула она.

На всякий случай он закрыл дверь. Готовый к буре и к чему угодно.

— Хочешь прямо сегодня заняться делами? — спросила она.

— Да. Пусть это будет уже позади. Может, мы хоть из-за этого не поссоримся.

— А разве мы поссорились?

— По-моему, да.

— Из-за чего же?

— Не могли решить, кому из нас, тебе или мне, наводить чистоту после Лео.

Он видел, как ее глаза сузились и руки схватили лежавшие на столе бумаги. Поэтому быстро продолжал:

— Я понял, что сделать это следует мне! И если ты не против, я сразу же приступлю к делу. Дина Грёнэльв, согласна ли ты выйти за меня замуж?

Она вскочила, точно солдат, услыхавший команду.

— Да! — выдохнула она почти сердито.

Андерс не знал, куда вдруг пропали его руки. А найдя их, сделал то, чего еще накануне ни за что не позволил бы себе. Он подошел к шкафу, где у Дины хранились рюмки и ром, которым обмывались сделки, и протянул ей пустую рюмку:

— Держи!

У обоих слегка дрожали руки. Андерс налил всклень, ром побежал у нее по пальцам. Он наклонился и слизнул его.

Дина не шелохнулась. Время остановилось. Раньше он не позволил бы себе ничего подобного.

— Я сразу же и начну, — проговорил он, не отнимая губ от ее руки. — Должен же я наконец выпить тот ром, который ты обещала мне еще перед поездкой на Лофотены!

— Если мы будем так пить ром, то скоро разоримся, — заметила Дина.

— Значит, разоримся! — согласился он.

Андерс распрямился и встретился с ней глазами, увидел ее губы. Но не коснулся ее. Они долго смотрели друг на друга. Потом Дина начала смеяться, и по лицу у нее потекли слезы.

В лавке слышали, как они смеются над счетами. Сперва послышался низкий смех Дины, потом раскатистый хохот Андерса. Видно, прибыль пришлась по душе им обоим.

Весть о том, что Дина выходит замуж за Андерса, успокоила людей. Всех, только не Олине.

— Что знаю, то знаю. И никого это не касается, — твердила она, делая вид, что давно все знала. Но если говорить правду, она даже не подозревала о намечавшемся событии. Его не предвещали ни ночные хождения, ни переглядывания, ни мимолетные ласки. Известие о Динином замужестве Олине восприняла как измену. И еще не созрела для прощения.