Наталия Терентьева: Училка

…Жили-были старик со старухой у самого синего моря. У самого серо-коричневого… Как посмотреть. В саду у них росли сосны и березы и большие ромашки. Старик играл на альте. Голос у альта был глуховатый и щемящий. Старуха чинила невод и собирала большие букеты из ромашек. У них было трое… нет, четверо детей. Старуха их ругала, ругала, ругала — с утра до вечера. Но дети ее не боялись. Потому что старуха была веселая, неглупая и очень добрая. А ругала — потому что детей надо воспитывать, чтобы они были похожи на веселых ангелов, а не на несмышленых и грязных зверюшек.

По вечерам старик выходил к морю и играл свою самую лучшую мелодию, каждый день разную. Старуха садилась рядом и плакала. Или… нет, не плакала. Старуха смотрела на море и думала о том, как оно прекрасно. Рядом бегали их дети и собирали кусочки прозрачной смолы, застывшей миллионы лет назад. Желтые, медово-коричневые, белые, зеленоватые. Старуха делала из этих кусочков ожерелья и браслеты и дарила их. А назавтра море снова выбрасывало желтоватые легкие камешки, и дети бежали по берегу, смеясь и находя все новые и новые кусочки янтаря.

А старик играл, глядя на море. И думал — не проплывет ли золотая рыбка. И если проплывет, то — что у нее попросить. Вечную жизнь? Самую красивую музыку, от которой сожмется сердце и заплачет наконец его старуха, не умеющая плакать, и запоют ангельскими голосами толстые крикливые чайки? И захлопают от радости в ладоши все дети, бегающие и бегающие по берегу и смеющиеся без устали и без причины.

…И было это очень давно. Или это было только вчера? Или будет завтра, когда сомкнутся вчера и сегодня, пойдут первые трамваи, заворочаются дети, потерявшие во сне свои одеялки, и арфистка на старинных часах, наклонив фарфоровую головку, сыграет милую, затейливую, давно забытую мелодию завтрашнего дня.

Чего? Чего? (эст.).