Наталия Терентьева - Училка

Мама — потому что очень похожа на Андриса. Фотография старая. Мама умерла. Я вопросительно взглянула на него. Он кивнул.

— Одиннадцать лет назад. Тяжело болела.

Рядом — Андрис с Анжеем, в очень старом одноэтажном доме. Он постучал рукой по стене.

— Да. До слез было. Пришлось снести. Рассыпался дом. Пережил две войны. Хотел реставрировать, но невозможно было.

Еще фотография, Андрис с новорожденным ребенком на руках обнимает красивую темноволосую женщину. Он опять кивнул:

— Жена. Ты знаешь.

— Анжей похож на нее?

— Не знаю. Чем-то похож. Он ее плохо помнит.

— Почему ты не женился потом?

Можно было не задавать прямых бестактных вопросов, но Андрис ответил:

— Это место всегда пустое рядом со мной. Человека на другого человека нельзя заменить. Не знаю, как объяснить.

Еще на одной фотографии Андрис улыбался, окруженный музыкантами.

— Твой оркестр?

— Да.

С краю на камине стояла фотография Андриса с четырьмя молодыми людьми, музыкантами, со скрипками или альтами в руках, я на фотографии не различу. Среди них — та самая белокурая девушка, с короткими, пышными, мелко накрученными волосами. Я вопросительно посмотрела на него:

— Ученики?

Андрис задумчиво кивнул, прислушиваясь к веселым крикам наверху.

— Да.

Спросить? Какая степень близости с каждым из них? Точнее, с одной из них. Нет. Если будет нужно, расскажет сам.

Я подошла к огромному окну.

— Не холодно зимой? Такие окна…

— Нет. — Андрис подошел ко мне и обнял за плечи.

Я растворяюсь. Приподнимаюсь над землей. Я не чувствую тела. Я не могу ничего решать. Я больше не одна. Я потерялась в новом, совершенно неожиданном для себя чувстве. Это хорошо? Наверно, это хорошо, но слишком необычно. Когда я пью шампанское, то вместо того чтобы веселиться, жду, когда же наконец пройдет это странное состояние, когда я не знаю, где я, кто я, где границы моего я…

Я обернулась к Андрису.

— Очень странная история. Так не бывает.

— Бывает по-разному. Хотя я не специалист. Не знаю. Но, судя по музыке, истории бывают очень разные. Разные инструменты. Разные смыслы. Разная длина. Этюд это этюд. Для разминки пальцев. А бывают очень красивые этюды, знаешь? И очень скучные симфонии.

— А у нас что? Пьеса для тромбона и балалайки? В трех частях?

— Почему? — Андрис засмеялся. — Я — тромбон, что ли? И у пьесы не бывает частей, это не соната и не концерт. Вы, — он потрогал мой нос, — слегка неосведомлены.

Сверху, со второго этажа, кубарем скатились дети. Донельзя перевозбужденный Никитос, веселая Настька и более спокойный, но тоже радостный Анжей, с большим фотоаппаратом.

— Пойдемте, — сказал Андрис. — Мало времени. Мне уезжать на концерт через два часа.

— В Вильнюс? — спросила я.

— Почему? — улыбнулся он. — В Ригу. Полчаса на машине. Но опаздывать невозможно. Пойдемте. Полагаю, что вся компания поедет со мной?

Мы переглянулись с детьми. Здорово. Непредсказуемо. Непривычно. Сосны. Море. Прекрасный дом. Вокруг красота. Никаких жестких планов. Сели — поехали на концерт. Не хотим — не поедем, будем пускать змея.

— Да? Поедем? — спросила я Никитоса. — Или будем пускать змея?

— Ма-ам! — Никитос посмотрел на меня уничтожающим взглядом. — Конце-ерт! Понимаешь! Змея мы запустим вечером или завтра утром!

Я кивнула.

— Вопросов нет. Вокруг одни музыканты — настоящие или будущие. И простая безграмотная училка, которая не знает, что пьеса не делится на части.

Андрис засмеялся.

— Пойдемте! Сейчас очень интересный ресторан покажу, где нас вкусно и быстро покормят. Мой друг строил.

Ресторан действительно был построен в очень интересном стиле. Темное дерево и много стекла. Наверху — прозрачный переход, в котором можно сидеть. Но мы решили остаться на улице. День был облачный, но ни ветра, ни дождя, я по-прежнему везде ощущала сильный аромат сосен, к нему за день привыкаешь, а с утра снова непривычно и остро пахнет сосновой свежестью.

— Три аромата, которые нравятся любому человеку, — сказал Андрис, видя, как я глубоко и с удовольствием вдыхаю.

— Сосновый лес, а еще?

— Запах свежескошенной травы и только что смолотого кофе. Удивительным образом эти запахи хорошо влияют и поднимают настроение любому.

— У меня хорошее настроение, — негромко сказала Настька и подвинулась вместе с тяжелым деревянным стулом поближе ко мне.

Я обняла ее.

— У меня тоже, Настюнь. А про Никитоса даже и не спрашивайте!

Мы переглянулись с Настькой и засмеялись. Никитос как раз громко хвастался, как он, оказывается, лучше всех знает английский и будет лучше всех знать французский, когда тот начнется у него вторым языком в пятом классе.