Константин Смелый - Кругом слоны, Миша

Он-то извинил, всех и сразу, но на раздаче опять передумали. Слишком далеко в плюс ушёл, не иначе. Веру отобрали. Вот тогда и выяснилось, что не шутил он в разговоре с Березиной. На кой ему было уезжать? У него была прекрасная семья. Завидная работа. Компетентное начальство. У него были замечательные друзья. Уютная квартирка с окнами на парк (и не съёмная, главное). Своя культурная среда, куда ни плюнь.

У него была обалденная жизнь понарошку, счастливая во всех отношениях. Теперь, после Веры, он глазел на эту жизнь со стороны. До слёз (до самых буквальных слёз) хотел обратно, внутрь, в стеклянный шарик с избушкой и порхающим снегом.

Его не пускали обратно.

Его не пускали, хотя он себя очень хорошо вёл. После майских ужасов первым делом выбросил блокнот с фактами и не-фактами. В первом часу ночи, заклёванный милицией, дорулил на побитой машине до начала Савушкина и остановился напротив метро. Нашёл урну. Сначала хотел выкинуть заодно и связку ключей с рижской церковью, и даже выкинул, даже вернулся к машине, но рванул обратно и запустил руку в непроглядный мусор. Выудил. Зато сим-карту раскурочил с концами — как только понял, что каким-то чудом не помнит три последние цифры Вериного номера.

Он честно старался. Английский бросил. Не приближался к улице Радищева. Не ездил по Савушкина. Пил с Игорюхой коньяк, помногу за сеанс, и скорбно брюзжал про всё на свете — кроме Веры. Частоту секса с женой довёл до трёх попыток в месяц. Дрочил под душем раз в неделю, не чаще и не реже. Всё делал, как раньше. Надеялся убедить тех, на раздаче, что урок усвоен.

Но его не пускали обратно. Из месяца в месяц он так и любовался своей обалденной жизнью со стороны. Видел, что она понарошку. Знал, что вредно такое видеть. Не мог видеть иначе. Когда жена дала ему листовку с языками, он по-хозяйски соврал, что вовсю уже наводит справки про шведскую госпрограмму, и огрызнулся, что хотел всё рассказать под Новый год, сделать сюрприз. Сам себе при этом поверил мгновенно. Между правдой и ложью давно не было особой разницы. Это понарошку, то понарошку. Всё понарошку.

После новогодних, впрочем, он всё-таки навёл справки во внешней реальности. Березина не обманула его: и программа такая была, и в Швеции, и вербовала она «представителей зубоврачебных профессий» из бывших стран развитого социализма. «Выберите из списка». В списке было всё, кроме Албании. Миша выбрал. Жена нашла репетитора — пассионарную старшекурсницу, которая мало брала и приезжала на дом. Полчаса играла с Катькой, час муштровала их с женой. Позднее, когда жена одолела все глаголы четвёртой группы, а он ещё путался в личных местоимениях, пришлось разделиться.

Мишину заявку одобрили через полтора года. Вызывали на собеседование в город, где я тогда ещё не жил. Через пять месяцев дали рабочую визу. Оформили членов семьи.

Квартиру с видом на парк Миша рвался продать, но жена упёрлась. Сказала, не будем спешить. Спорить было бесполезно — когда покупали, её клан внёс восемьдесят два процента стоимости. Сдали квартиру Игорюхиным знакомым. На последние дни подселились к родителям жены. Купили шведских крон на все наличные. Набрали Катьке вагон русских книжек на переходный период.

Оставалось деть куда-то Верины ключи.

За три года он их так и не выкинул. Перекладывал с места на место, наивно пытаясь запудрить мозги тем, кто на раздаче. Теперь ему давали последний шанс. Надо было на границе отойти в туалет, обязательно ещё до российского паспортного контроля, там стиснуть ключи на прощание и опустить в мусорное ведро. Или запустить в кусты прямо на улице, если хватит смелости. Всю финальную неделю Миша готовился к этому мгновению. Таскал ключи в кармане, как на работе тремя годами ранее, и без конца сжимал в кулаке. К профессору Бельскому, естественно, тоже пришёл с ними.

Что Бельский неизбежен, стало ясно вскоре после собеседования. Шведка, проводившая смотрины, заверила Мишу, что он, Миша, подходит по всем параметрам. В течение месяца получит приглашение. «Если на Землю не упадёт астероид», — уточнила она. В Питере, по дороге из аэропорта, Миша понял, что это значит. Дома размалевал жене свой шведский триумф, принял её поздравления, что-то съел, чего-то выпил, помог уложить вскочившую Катьку — всё на автопилоте. Когда отыграл семейные сцены, завалился на свою половину разложенного дивана и всю ночь ворочался, даже не пытаясь заснуть. Простукивал открывшуюся лазейку.

Всё было просто: страх, который предохранял его от Бельского, внезапно ограничили во времени и пространстве. Теперь этот страх можно было нейтрализовать, грамотно выбрав момент. Можно было поговорить с Бельским и немедленно свалить в потусторонний мир, то есть в Швецию. Или поговорить с Бельским и немедленно попасть под астероид. В обоих случаях он элементарно не успевал наделать глупостей, независимо от исхода разговора. Требовалось всего ничего: потерпеть полгода. И всё прояснится. Раз и навсегда.