— Уже несколько лет он не приходит, — ответила она неумолимо.
Гость прошептал: «Но меня уверяли…»
— Вас направили по ложному следу, молодой человек. Мы живем в городе, полном слухов. Один известный писатель, имя которого я не хочу упоминать, блистательно определил его как город молвы.
Поскольку их прежняя связь с Ипполитом Морой была довольно тесной, поэтесса предполагала, что они оба следили за жизненным путем друг друга, но только издалека, и каждый пытался побороть свою химеру, не читая ни строчки из того, что писал другой.
— Я принадлежу к его прошлому, а он в один драматичный период своей жизни порвал с этим прошлым, стремясь к классицизму и тишине.
К чему все это приведет? Он не за тем пришел — «явился», как сказала бы прославленная поэтесса, — чтобы слушать ее рассказ о тайной любви к Море, держать ее в объятиях и чувствовать, как она зажимает его бедром между ног…
Тем не менее именно это и произошло. Эх, если бы жизнь не была такой запутанной! Одна часть его существа реагировала на эти стимулы, и он все еще, как загипнотизированный, находился под властью Анны Моралес. Коллега из редакции утверждал, что ее привлекали монстры, священные чудовища. Ему нужно было очнуться от этого гипноза, но у него не получалось прийти в себя, он даже не мог хоть на чуточку отодвинуться от ее сверкающей зеленой фигуры. Да и музыка никак не останавливалась, словно проигрыватель был намеренно запрограммирован и снова и снова повторял болеро с начала, как только оно заканчивалось. После очередного круга в танце — как же он желал, чтобы этот круг был последним, — он услышал смущенную просьбу из сияющих уст поэтессы.
— О чем это еще написать? — с пренебрежением поинтересовался он.
Моралес молчала, она едва двигалась, было видно, что она чувствовала себя униженной.
Но тут же она снова продолжила танцевать, как будто воодушевившись.
— О моей поэзии, — вызывающе ответила она.
Он попытался уйти от ответа. И в самом деле, Анна Моралес не могла не знать — после их разговора он в этом был просто уверен — истинной причины его присутствия на вечере. Почему бы ему не направить в другое русло свою приверженность к творчеству Моры?
— Я ничего не знаю о поэзии и совершенно не разбираюсь в этой теме.
В ответ на свою реплику он услышал поразительное заверение, которое поэтесса, казалось, продумала заранее, готовясь к возражению с его стороны.
— Тем лучше, я не ищу специалиста. То, что они пишут, может показаться интересным, хотя часто я с этим не соглашалась, но это никогда не будет чем-то вызывающим. Мне нужна оценка тонкого, образованного критика, пишущего о другом жанре, критика, который вступил бы на новое поле со своим привычным оружием, docta ignorantia , ученое незнание, — завершила она латинским выражением.
Однако с некоей досадой она заметила, что гость не был готов писать о ее поэзии. Казалось, Ипполит Мора завладел его душой и властвовал над нею издалека, как колдун или чернокнижник. Тогда она решилась пустить в ход последнее средство, самое действенное, которое сыграло бы на этой самой преданности, и раз оно могло приблизить его к долгожданной встрече с идолом, оно также могло бы вынудить его согласиться на ее предложение. Не теряя ритма музыки и опасаясь, что ее карта окажется крапленой, она произнесла:
— Если бы жизнь не была такой запутанной…
Гость тоже двигался в такт и очень удивился, что она озвучила фразу, которую он недавно произнес про себя.
— И если бы одни дороги не переплетались с другими, а желания и стремления одних не вставали на пути других…
Она прервала свою мысль, как незаконченное вступление.
— Молодой человек, мне бы хотелось немного прояснить ситуацию.
Она не только собрала о нем информацию и прочла его хвалебную статью, когда ей сообщили, что он хотел бы присутствовать на ее четверговом вечере, но и нашла номер телефона Ипполита, который давно уже забыла. Ведь она подозревала, что его главным интересом было встретиться здесь с писателем…
Его вопль не дал ей закончить: как это, у нее есть телефон Моры?
— Я нашла его в старой записной книжке, — ответила она, решив, что первая победа одержана. — У Ипполита тоже есть мой номер, но мы никогда с тех пор не звонили друг другу.
Он холодно остановил танец и резко отстранился от хозяйки. То, что Мора сочинял стихи, прежде чем начал писать свой великолепный цикл романов, и оставил это занятие после драматического разрыва — по словам поэтессы, — было довольно любопытной деталью, о которой он не имел представления и которая, без сомнения, нуждалась в дальнейшем исследовании. Но тот факт, что у Анны Моралес был телефон его любимого писателя, полностью оправдывал и его присутствие на вечере, и ее бедро между его ног, и даже его собственное возбуждение.
Читать дальше