Роберт Шекли - Рассказы американских писателей

Мистер Морчек проснулся — во рту горечь, в ушах все еще звенит смех Джорджа Оуэн-Кларка. Он помнил: Джордж смеялся, а что было потом, сказать уже не мог. Да, вот это отпраздновали! Здорово они встретили у Морганов трехтысячный год! С Новым тысячелетием! Мира вам, благополучия, счастья!

…— Как жизнь, счастливчик? — спросил его, ухмыляясь, подвыпивший Оуэн-Кларк. — Как нам живется с любимой женушкой?

Все знали: Оуэн-Кларк — консерватор. Только, будь он трижды консерватором, кто дал ему право совать нос в чужие дела? Пусть сначала разберется со своей примитивной женой, при чем тут Мира?

— Я свою жену люблю, — решительно заявил Морчек. — Она чертовски заботливая и нежная, не то что твоя — сплошные неврозы!

Не поймешь этих толстокожих консерваторов. Похоже, они восхищаются изъянами своих жен не меньше, чем их достоинствами. А может, и больше.

Оуэн-Кларк подмигнул:

— Слушай, старина, твоей жене не мешало бы пройти осмотр. Рефлексы у нее что-то барахлят…

Вот идиот! Мистер Морчек поднялся с постели, щурясь от яркого солнечного света, пробивавшегося из-за штор. Рефлексы у Миры… Хотя, черт побери, не такой уж Джордж идиот — в последнее время с ней и вправду творится что-то неладное.

— Мира! — позвал Морчек. — Кофе готов?

Молчание. Потом с нижнего этажа донесся звонкий голосок:

— Минутку!

Морчек набросил халат, по-прежнему сонно щурясь. Спасибо государству, все три дня нерабочие. Можно будет прийти в себя после вчерашней вечеринки.

Он спустился вниз, там суетилась Мира: она отставила для него стул, налила кофе, принесла салфетки. Он сел, и она поцеловала его в наметившуюся лысинку — ему это нравилось.

— Как моя маленькая женушка? — спросил он.

— Прекрасно, дорогой, — сказала она, чуть помолчав. — Я приготовила для тебя тосты — твои любимые.

Морчек попробовал тост, поджаренный как раз в меру, и отпил кофе.

— Как ты себя чувствуешь? — поинтересовался он.

Мира намазала для него маслом другой тост.

— Прекрасно, дорогой, — ответила она. — Я просто в восторге от вчерашнего вечера. Все время о нем вспоминаю.

— Я немного перебрал, — поморщился Морчек.

— А ты мне таким нравишься, — щебетала Мира. — Ты говоришь тогда как ангел, как очень мудрый ангел. Век бы тебя слушала.

Она подала ему еще тост.

Мистер Морчек просиял. Но вдруг нахмурился. Положил на тарелку недоеденный тост, поскреб небритую щеку.

— Я повздорил немного с Оуэн-Кларком, — проговорил он. — Джордж защищал примитивных женщин.

Мира намазала для него пятый тост. Поцеловала в нос.

— Примитивных женщин! — наконец усмехнулась она. — Этих невротичек! Разве ты не счастлив со мной, милый? Пусть я из новых, но какая примитивная станет любить тебя так, как я? Я же тебя обожаю!

И это было истинной правдой. С несовершенной примитивной женщиной мужчина никогда за всю известную историю человечества не был счастлив. Эти эгоистичные, избалованные создания требовали постоянной заботы и внимания. Все знали, что жена Оуэн-Кларка заставляла его мыть посуду и… дурак не противился! Такие, как она, вечно просили денег на платья и побрякушки, требовали завтрак в постель, часами разговаривали по телефону, увлекались игрой в бридж, и одному богу известно, на что еще были способны. Пытались даже овладеть мужскими профессиями и в конце концов добились равенства!

А идиоты, подобные Оуэн-Кларку, еще твердят об их исключительности.

Окруженный нежными заботами жены мистер Морчек почувствовал, как головная боль медленно отступает. Мира не завтракала. Он знал: она ест раньше, чтобы потом, не отвлекаясь, кормить его. В таких вот мелочах и заключалась огромная разница между ней и примитивной женой Оуэн-Кларка.

— Джордж говорит, что у тебя замедленная реакция.

— Да? — чуть помолчав, отозвалась она. — Эти примитивисты воображают, что знают все на свете.

Ответ был правильный, но ответила она не сразу! Мистер Морчек продолжал ее расспрашивать, проверяя реакцию по секундной стрелке на кухонных часах:

— Почту принесли? Кто-нибудь звонил? Я не опоздаю на работу?

В самом деле, реакция была замедленной. Через три секунды она открыла рот и… снова закрыла. Произошло ужасное.

— Я люблю тебя, — только и сказала она.