Беник Сейранян - Пути и судьбы

Положение больного с каждым днем ухудшалось, он катастрофически худел. Наконец Аразян назначил день операции.

Решение брата Арменак принял с радостью. На лице его заиграла бледная улыбка — наконец-то он освободится от этой невыносимой болезни! Пройдет два-три месяца, и он вернется в родное село, где ему знакомы, близки и дороги каждое деревцо, каждый кустик, и снова возьмется за дело, да так, что не останется времени и нос высморкать…

Приняв решение оперировать брата, Микаэл, однако, сам еще не знал, во что эта операция выльется. Только увидев своими глазами опухоль, он сумеет решить, стоит ли ее удалять или это уже бесполезно. Если только поражена печень, то прибегать к помощи ножа бессмысленно — тут уже нет никакой надежды, никакого спасения. Об этом знали все — и врачи клиники, и близкие больного — не знал только он сам.

Началось нечто вроде настоящего паломничества. В Астхадзоре, кажется, не осталось человека, который не хотел повидать Арменака, поговорить с ним, свезти ему чего-нибудь вкусненького! Напрасно было объяснять тем, кто впервые собирался в город, что больной почти ничего не ест, что даже воду ему дают по капельке, с ложечки, — ничто не помогало. Каждый, собираясь к Арменаку, до отказа набивал всякой снедью свой самый красивый хурджин. Один из колхозников — Михак Ананянц даже умудрился по этому случаю зарезать барашка и привезти больному жареной баранины. А охотник Асрат приволок живую косулю и собрался забить ее тут же, во дворе клиники, да ему не дали. Пастух Ракел привез с собой кувшин студеной водицы из любимого родника Арменака. Бывало, придет туда, на Цим-Цим, Арменак в гости к жнецам, выхватит у одного из них косу, ступит по грудь в высокую, пышно расцвеченную цветами траву и пойдет косить — и следом за каждым взмахом словно не трава ложится на землю, а широкая пестрая лента ароматных цветов.

Ракел привез свой подарок ночью — днем вода нагрелась бы от солнца. Он всю дорогу ни на минуту не выпускал кувшина из рук, чтобы, упаси бог, не разбить его.

С болью в сердце приходили астхадзорцы к Арменаку, но, повидав его, поговорив с ним, заражались его бодрым настроением и возвращались с какой-то надеждой.

— Ну, скорей поднимайся, Арменак-джан, выздоравливай и возвращайся в село, там столько дел ждет тебя. Бросай эту клетку, отвезем мы тебя в наши цветущие горы, на зеленые луга… Как поваляешься там в траве да пристанет к тебе от каждого цветка хоть одна пушинка, так больше никаких других лекарств не понадобится, никаких докторов… — подбадривали его одни.

— Ну, только цветочные пушинки не помогут, — серьезно возражали другие. — Ты лучше о роднике Цим-Цим скажи. Там на травке жаркий костер разведем, барашка молодого зарежем… От шашлыка такой аромат пойдет, что мигом о хвори своей позабудешь.

— Лежишь, лодырничаешь… — шутят с больным наделенные чувством юмора, — морят тебя тут голодом, с ложечки поят, вот и довели до такого состояния…

Арменак слушал и посмеивался.

Каждый день в клинику приходил Аби, иногда с приятелями. Целыми часами просиживал он задумчиво на скамейке в садике клиники или ловил и расспрашивал об Арменаке врачей, сестер, даже нянек — каждого, кто носил белый халат. Время от времени он поднимался наверх, в палаты, вызывал Рипсимэ, расспрашивал ее о состоянии Арменака и неизменно заканчивал одним и тем же вопросом — не надо ли чего больному или самой Рипсимэ.

В последние дни Микаэл разрешил Арменаку есть и пить все, что он захочет, и это особенно усилило подозрение Аби. «Неужели Микаэл считает его настолько безнадежным?»

Большую часть свободных от работы часов проводил в клинике и Левон — то у Арменака, то в кабинете Микаэла. Левон не отчаивался, он надеялся, что искусство брата-врача спасет больного. Однажды он так и сказал Микаэлу.

— Хорошо, если б вышло по-твоему, — вздохнул тот.

Микаэл сначала хотел поручить операцию кому-нибудь другому, но потом передумал. Нет, как бы ни было тяжело, оперировать брата будет он сам, своими руками. Они у него еще тверды, и он сделает все, чтоб спасти Арменака.

Приняв такое решение, Микаэл вышел из кабинета. До операции оставалась одна только ночь.

Теперь Микаэла снедала единственная забота: как избавиться от осаждающих клинику астхадзорцев?

«И валят же валом, бог ты мой, — думал он. — Ни днем, ни ночью покоя нет. Звонят из села, из районного центра, из Еревана. По улице спокойно пройти не можешь — на каждом шагу останавливают, расспрашивают. Иной раз прямо домой являются и просиживают часами. Точно Арменак им дороже, чем мне!..»