Беник Сейранян - Пути и судьбы

— Ну, теперь спи, Зизо-джан, спи, моя милая, бай… бай…

Лена незаметно подходит, берет девочку на руки, горячо целует ее в лобик, в щеку и уносит в спальню. Здесь она сажает ее на свою кровать и играет с ней до тех пор, пока обе не устают до изнеможения. Тогда она укладывает ребенка рядом с собой и, прижав к груди, начинает рассказывать сказку.

Да, Лена счастлива, роптать не на что. И если она тем не менее продолжает печалиться, сердиться, досадовать — в этом ей нужно винить только себя. Сама виновата — во всем сомневается, боится чего-то. Чем провинились Микаэл, Каринэ или та бедная старуха, против которой она беспричинно восстала и которую выгнала из дому?

А теперь эта Гаян как бельмо на глазу. Не по сердцу она Лене — красивая девушка, привлекательная. Может подать повод для сплетен. На чужой роток не накинешь платок. Надо и от нее избавляться. Кто знает, что она за птица! Обчистит до нитки в один прекрасный день, а потом ищи ветра в поле. Ах, как она ошиблась, взяв ее. Если б только можно было вернуть Текле, эту добрую, заботливую старушку. Но разве она вернется?.. Жаль, очень жаль. Какая же нянька из такой молоденькой девушки? Разодевается, прихорашивается. А уж по воскресеньям так нарядится, такую прическу настроит, что никому и в голову не придет, что Гаян всего-навсего домработница!

Да разве женщина с умом возьмет в семью такую?

Так пыталась рассуждать Лена себе в утешение, прекрасно понимая, однако, что все это не более как самообман. Дело было не в Микаэле и не в Гаян. Сильнее всех оказалась Каринэ, эта маленькая, но такая упрямая девочка с ее неподкупным и недоступным сердечком.

Однажды, когда Микаэл был в клинике, а Гаян ушла за покупками, Лена от нечего делать просматривала семейный альбом. В это время в комнату вбежала Каринэ, должно быть, за какой-нибудь игрушкой. Увидев Лену, девочка в смущении остановилась.

Лена подозвала ее, посадила к себе на колени и стала показывать фотографии.

Когда им попался портрет Микаэла, Каринэ оживилась и радостно запрыгала, — видимо, она узнала отца.

— Кто это, Карик-джан? — ласково спросила ее Лена.

— Папа…

— Верно, папа, ты молодец, моя маленькая. А это? — спросила она, указывая на другой портрет, свой.

Каринэ молчала. Неужели не узнала?

— Ну, посмотри же хорошенько. Узнала? Кто это?..

— Ты…

— А кто я, детка, разве ты не знаешь?

Каринэ молчала. Лена почувствовала себя неловко — зачем она задала ребенку этот вопрос?

Глядя на Лену внимательными глазами, девочка молчала. Какое-то волнующее любопытство заставила Лену повторить:

— А кто же я тебе, малютка?..

— Не знаю…

— Не знаешь?..

— Нет.

Ответ ребенка ножом полоснул сердце Лены. Руки у нее ослабли, голова закружилась. Еле слышно она прошептала:

— Ну, иди, играй…

«Будь я счастливой, имела бы родного ребенка и не пришлось бы выпрашивать дочерней любви у этой маленькой козявки, — подумала она. — Не привыкает, не признает, что поделаешь…»

Лена с досадой захлопнула альбом.

Но, может быть, все-таки виновата она сама — мало занимается девочкой, мало бывает с нею, мало ласкает ее? Целую неделю не водила гулять, все взвалила на эту паршивую няньку. А Гаян ведь не знает, что Каринэ взята из детского дома и Лена ей вовсе не мать., потому, вероятно, эта глупая девушка так старается завоевать любовь ребенка.

Но разве Микаэл чаще бывает с Каринэ, чем Лена?! Ведь его по целым дням нет дома, он проводит с девочкой только вечера да воскресенья. Как же, однако, он сумел стать для девчурки «папой», а она так и осталась ей чужой?

И еще одно удивительное обстоятельство: девочка так похожа на Микаэла… Нужно не иметь глаз, чтоб не замечать этого. А если кое-кто и говорит о сходстве между нею и Каринэ, то, конечно, только из любезности…

Отъезду Микаэла все время что-то мешало.

Едва оправилась несколько дней проболевшая Лена, как в город привезли в тяжелом состоянии Арменака. Микаэл устроил брага в своей клинике и несколько дней посвятил тому, чтоб поставить точный диагноз. Анализы и рентген принесли мало утешительного. Повторные снимки лишь усилили подозрения.

Созванный Микаэлом консилиум закончился быстро — расхождений во мнениях не было: необходимо оперативное вмешательство. Всех беспокоило одно — не поздно ли? Перенесет ли больной сложную, тяжелую операцию? Выдержит ли ее истощенный, обессилевший организм Арменака?

Сразу после окончания консилиума Микаэл молча надел пальто и вышел из клиники. У ворот его встретили братья — Левон и Аби, сын Арменака Гегам и друг брата, работник Министерства сельского хозяйства Армении Гарегин Арушанян.