Беник Сейранян - Пути и судьбы

Микаэл чувствовал, что жена не спит, но делал вид, будто не замечает этого.

Наконец он встал и неторопливо прошел в кабинет.

Что?!. Уж не собирается ли он сесть за работу? Возмущение Лены достигло предела. Ей захотелось крикнуть, позвать этого бездушного человека, обрушить на него поток упреков и жалоб…

А чего, собственно, она так волнуется? Что тут особенного? Может быть, все это такой пустяк, что Микаэл ие придает ему никакого значения. Зачем же она напрасно терзается? Но такова уж, видно, природа женщины — самой себе создавать мучения!

Тут Лена вспомнила свою приятельницу Тамару. Не было случая, чтоб при встрече с этой, теперь сухонькой, увядшей женщиной, Лена не услышала от нее о какой-нибудь невероятной истории, о каком-нибудь постигшем ее страшном несчастье. И почти все эти истории и несчастья оказывались выдуманными, созданными собственным пылким воображением.

Эта женщина делала все, чтобы вызвать к себе сострадание. Нет «вызвать» не то слово: она просто молила о сострадании и жалости, как нищий молит о кор-; ке хлеба.

Стоило только участливо покачать головой и сказать: «В самом деле, какая ты несчастная, бедняжка Тамара…» Или: «Как ты в силах переносить столько испытаний?..» — и она, плаксиво скривив губы и поднеся к востренькому носу платочек, сделается вдруг такой жалкой и несчастной, что несчастнее ее, кажется, человека во всем свете не сыщешь.

А между тем все несчастья Тамары существовали только в ее воображении. Ей, женщине невероятно мнительной, все время казалось, что против нее ополчился целый мир, что все ее преследуют, хотят отнять у нее мужа, оклеветать, чуть ли не лишить самого воздуха, сжить со свету, уничтожить.

Бедная, бедная Тамара! Не знаешь, сердиться на нее или смеяться.

И все же сердце у Тамары неплохое. А странности за ней водились и в школьные годы. Бывало, соберутся у них в саду девочки, а тетка потихоньку нашептывает каждой в отдельности:

— Приходите почаще, почаще, милые, не оставляйте одной мою Тамарочку, уж очень она у нас всегда грустная…

В дверях спальни появился Микаэл. Несколько мгновений он постоял неподвижно, вероятно пытаясь узнать, спит ли жена. Потом неслышно вышел и прикрыл за собой дверь.

Через некоторое время в прихожей щелкнул замок.

Неужели ушел?..

Лена сбросила с себя одеяло и, как была, в рубашке, босая, кинулась в прихожую. Никого не было…

Выйдя из дому, Аразян направился в клинику, хотя в это позднее время там его никто не ждал.

Была ясная ночь. Город спокойно спал под небом, усыпанным мирно сиявшими звездами. Движение давно прекратилось, улицы были пусты.

По тротуарам, вдоль тускло освещенных витрин магазинов, расхаживали дворники, закутанные в тяжелые овчинные тулупы. Они нет-нет окликали друг друга, обменивались шутками или сходились погреть руки над углями, пылавшими в маленьких жаровнях — мангалах.

Микаэл шел медленным шагом утомленного человека.

Телеграмма Анны не была неожиданностью — не сегодня, так завтра она так или иначе должна была приехать! Не могла же она вечно оставаться в чужом городе, среди чужих людей, да еще с двумя ребятами на руках?

Наконец-то они едут…

Анна, Эдвард, Каринэ по очереди вставали перед его глазами. Каринэ! Вот кого он ждал больше всех.

Микаэл даже не знал времени прихода поезда. Он вспомнил об этом только тогда, когда чуть не натолкнулся на брошенную открытой дверцу телефонной будки.

Он вошел в будку и позвонил на вокзал. «Поезд приходит в семь утра», — ответили ему из справочного.

Да, приезжают Анна, Эдвард, Каринэ…

Но где же он их поместит? Не позаботиться ли о номере в гостинице? Хотя это не совсем удобно: ведь в городе его многие знают. Каждый подумает, для чего профессору Аразяну номер — ведь у него такая большая квартира, четыре комнаты.

Но другого выхода не было.

Через несколько минут такси остановилось у гостиницы «Интурист».

Он простоял некоторое время в нерешительности — входить или нет? Но надо было что-то предпринимать. Не мог же он допустить, чтобы Анна и дети ютились на вокзале, пока он раскачается найти приличное пристанище для своей, по сути, настоящей семьи.

Микаэл вошел в вестибюль гостиницы. Разрисованные и украшенные лепными орнаментами стены, устланные дорогими коврами полы, сверкающая хрустальная люстра — все это как-то ослепило его, и он, слегка вздрогнув, сделал несколько неуверенных шагов.