Беник Сейранян - Пути и судьбы

Трудно было сказать, сколько лет капитану. Господствующее положение на его широком загорелом лице занимал крупный орлиный нос. Губы у него были толстые, словно припухшие, брови густые, и из них в разные стороны торчали непокорные золотистые волоски. А посреди всего этого природа поместила два бирюзовых озерка — голубые глаза, такие ясные и мирные, что, казалось, они могут быть только отражением такой же ясной и мирной души.

В первый же день по прибытии в госпиталь капитан счел нужным познакомить товарищей по палате со своей скромной биографией.

— Позвольте представиться, — доложил он. — Капитан Варшамов. В прошлом — сирота, бродяга, мягко говоря, беспризорник. Организатор ряда разрушительных набегов на рынки и огороды. Затем воспитанник детского дома и рабфаковец. Потом — Красная Армия, бессрочник. В настоящий момент — солдат, защитник родины.

Ни дома, ни семьи… Любил многих, но жизни не связал ни с одной: коротышки мне не нравились, дылдам — я. Так вот и шло время, катились годы, и капитан Варшамов остался холостяком — неудачником Паносом [2] Неудачник Панос — герой одноименной сказки О. Туманяна. . Этим и кончается одиссея капитана Варшамова. Если есть вопросы — прошу…

С появлением Варшамова палата заметно оживилась. Больные повеселели.

О себе самом Варшамов думал мало. Даже на раны свои не обращал внимания. Случалось, усилятся боли, — будь то днем или ночью, — присядет он на койке, обняв колени, и заведет грустную песню. И трудно было понять, что заставляет его петь, — то ли тоскливое настроение, то ли надежда заглушить боль. Видно было только, что помогала ему песня, уводила она его из тяжелой больничной обстановки, облегчала страдания.

Капитан Варшамов мог остаться для Анны обычным нуждающимся в уходе раненым, если бы не одно очень важное обстоятельство: неожиданно выяснилось, что Варшамов — старый приятель главного хирурга, его товарищ по рабфаку, а следовательно, и единственный человек, который в той или иной мере мог удовлетворить томившее Анну любопытство. У него она могла многое узнать о Микаэле.

Анна не спешила и не прибегала к хитростям. Она знала, что рано или поздно разговорчивый и общительный капитан сам расскажет ей все, что ему известно о Микаэле.

Первая встреча Варшамова и Аразяна была очень сердечной. Узнав в Микаэле друга юности, капитан отбросил одеяло, приподнялся на койке и заключил главного врача в мощные объятия. Не ожидавший подобной встречи Микаэл сильно растрогался. Друзья долго не могли наговориться, — ведь сколько воды утекло со времени их разлуки! Говорил, главным образом, Варшамов, вспоминавший такие мелочи, которые, казалось, давно затянуло пеленой забвения.

— Знаешь что, Микаэл? Может быть, ты и посмеешься надо мной, но скажу тебе как мужчине: гложет меня одна мысль, не дает покоя. Ну, конечно, война, кровь, разруха… все это ужасно. Известно, что плова с кишмишом тут не раздают. Да и не всем нам суждено домой вернуться. Один будет жить, другой умрет, одному розы достанутся, другому колючки. Но как говорили еще наши деды: «Будем живы — мы пахари родины; умрем — ей же принесем себя в жертву». Все это само собой. Но у меня своя сердечная забота. Беда в том, что, если погибну я, ни одна живая душа слезы по мне не прольет. Ты про себя, небось, посмеиваешься. Тебе что, ты меня не поймешь. Честное слово, как подумаю об этом, сердце на куски разрывается. А за что? За какие грехи? Ведь я ничем не хуже других! Что до красоты, то кажется, тоже природа не обделила. Даже сапоги у меня горят ярче, чем у других, — солнце, приводя свой лик в порядок, в них, как в зеркало, смотрится. Да, да, ты не смейся, это все засчитывается… Ну, а насчет храбрости, мужества скажу тебе, как брату, будь проклят отец этого парня, — он ткнул себя кулаком в грудь, — если он перед мечом обнаженным глазом моргнет. Раны мои в том порукой. А как обернусь на себя да о судьбе своей подумаю — будто адским огнем меня опаляет.

Во всю свою жизнь Микаэл никого не слушал с таким удовольствием, как Варшамова. В его разговоре шуточное и серьезное так перемешивались, что разграничить их было почти невозможно. Одно было ясно: если не принимать всерьез явно дурачливых слов Варшамова о «коротышках» и «дылдах», то в личной жизни он был действительно невезучим — истинный неудачник Панос. Не сумел он вовремя создать семьи и теперь по-настоящему горевал об этом. А вины его в том не было: как военного, его часто перебрасывали с места на место, из города в город, а в это время какой-нибудь более удачливый соперник похищал из-под самого его носа ту, с которой он думал связать свою судьбу.