Беник Сейранян - Пути и судьбы

— Ложись!.. — крикнул Левон и потянул брата за руку.

В этот миг поезд сдвинулся с места, и они вынуждены, были застыть в неподвижности. Оставалось только вплотную прижаться к земле, почти врыться в нее, и ждать, ждать, пока над тобой не пройдут все вагоны.

Большая холодная капля воды упала Микаэлу на затылок, заставив его вздрогнуть. Над головой равномерно, монотонно стучали колеса.

«Конец», — подумал Микаэл и еще теснее прижался к шпалам и пропитанной мазутом земле.

Но вот грохот колес сделался тише и стал медленно замирать где-то вдали. Братья лежали под открытым небом, еще более беззащитные, чем прежде.

Первым, вытирая выпачканное землей и мазутом лицо, вскочил на ноги Левон. Следом за ним поднялся и Микаэл. Надо было укрыться. Но где? Самым близким и удобным убежищем была будка стрелочника, стоявшая неподалеку. Они бросились в ту сторону. Но не успели они пробежать нескольких шагов, как будка взлетела на воздух и на ее месте осталась лишь воронкообразная яма. Микаэл с Левоном бросились в эту яму. Земля была горячей, как раскаленные угли. Дым ел глаза, затруднял дыхание.

Когда бомбежка прекратилась и они выбрались из ямы, ужасное зрелище представилось их глазам. Здание вокзала и все станционные постройки вокруг были охвачены дымом и пламенем, десятки вагонов лежали на боку, горели или были разбиты в щепы, так же как и ящики с грузами. Повсюду валялись трупы убитых, слышались крики и стоны раненых.

На одном из ближайших путей лежал солдат, перерезанный пополам. Неподалеку от него валялась отдельно чья-то нога. Тут же распростерся на спине тяжелораненый. Микаэл поднес ко рту солдата фляжку. Тот сделал два-три глотка и отвернулся. Смешанная с кровью вода потекла из уголков рта, глубоко запавшие глаза погасли.

Левон огляделся по сторонам и пришел в ужас. Совсем рядом шевелилась, как живая, сошедшая с рельс и упавшая набок теплушка. Схватив первый подвернувшийся под руку железный брус, Левон кинулся к теплушке и принялся взламывать ее стенки. Микаэл поспешил ему на помощь.

Пока подоспела подмога, братья, проломив в стенке вагона большую дыру, успели вытащить из него шестнадцать изувеченных солдат.

Вскоре из клубов дыма, показалось бледное лицо Марфы Петровны.

— Петровна, — крикнул ей Микаэл, — носилки!

Петровна мгновенно исчезла, и почти так же быстра вокруг вагона засуетились сестры и санитары с носилками.

— Как там наши? — тревожно спросил Микаэл.

— Ничего!.. Только два вагона и… повар Амосов, — ответил кто-то сдавленным голосом.

В санитарном поезде, стоявшем в отдаленном тупике, было разбито только два вагона. Остальные уцелели и были готовы принять раненых. Непрерывным потоком двигались туда санитары с носилками.

До поздней ночи не выпускал Микаэл из рук хирургических инструментов.

Братья так и не успели проститься. Левон не захотел мешать Микаэлу. Никто и не заметил, как, помогая другим, Левон серьезно поранил левую руку. Рана мучительно ныла. Покидая санитарный поезд, он хотел допросить, чтоб ему дали кусок бинта, но люди были так заняты и в поезде царила такая суета, что у него не хватило духа побеспокоить не только брата, но и кого-нибудь из медперсонала. И, позабыв о ране, он пошел разыскивать свой эшелон.

В следующем рейсе тяжело был ранен и сам Микаэл. Госпиталь, в который он попал, много раз перебрасывали из города в город, из одного района в другой. «Значит, — думал Микаэл, — отступление наше еще продолжается и потери значительные…»

Микаэл надеялся, что он скоро выздоровеет и вернется в свой поезд, но его надежды не сбылись. Когда он поправился, его сначала оставили врачом при том же госпитале, где он лежал, а вскоре после этого назначили главным хирургом в эвакогоспиталь другого города.

За все это время он написал Лене два письма, но ни на одно из них не получил ответа: то ли письма его не дошли, то ли Лена не пожелала на них ответить.

Вечером, когда Микаэл, измотавшийся за день, вернулся в свою скромную комнатку и бросился, не раздеваясь, на старенькую продавленную кушетку, в дверь постучали.

— Войдите, — крикнул он и, приподнявшись, с невольным недовольством посмотрел на дверь.

Никто не откликнулся.

Стук вскоре повторился — на этот раз нерешительный, чуть слышный. Казалось, чьи-то осторожные руки едва касались двери. Чувствовалось, что стучит женщина.

Микаэл поднялся, открыл дверь. Он не ошибся — перед ним стояла женщина с горестным выражением страдальческих, еще не просохших от слез глаз.