Владимир Файнберг - Навстречу Нике

Я осторожно толкнул калитку. Она оказалась незапертой. Мне некуда было деваться. По усыпанной песком дорожке мимо кустов ухоженных роз обошёл безмолвный дом. За ним на обширном огороде заметил двух пожилых людей. Однорукий мужчина выдёргивал сорняки, женщина тяпкой окучивала картошку.

Они несколько испугались, увидев меня. Я поздоровался, протянул письмо.

— Хозяева встают поздно, в одиннадцатом часу, – сказала женщина, с натугой разгибая спину. – Будут недовольны, если разбудим.

Мужчина ловко выщелкнул одной рукой папиросу из пачки, зажёг спичку, закурил.

— У вас удочки. Хотите, пока сплаваем на рыбалку? Покажу места.

Предложение я принял, не задумываясь.

К сожалению, позабыл, как звали этого тяжело раненного на войне бывшего артиллериста. Он взял свою удочку, банку с червями. Мы пересекли улицу. У берега возле деревянных мостиков покачивалась привязанная лодка.

Солотча оказалась чудесной рекой с плавными поворотами. Под низко нависшими кустами медленно закруживалась вода омутов, на мелководьях веером взлетали мальки, спасаясь от утреннего жора хищных рыб.

Мы проплыли вниз по течению километр или два. За это время мне были показаны места, где кормятся лещи, ловятся на живца щука и окунь. Затем мы привязали лодку к поникшим ветвям ивы, закинули удочки.

Мой спутник вытащил из–за пазухи телогрейки четвертинку водки, гранёный стакан, плеснул мне, потом себе. Я извлёк из рюкзака приготовленные мамой пирожки с картошкой, помидоры.

Ловилась крупная плотва, подлещики.

— Солнце уже высоко. Десятый час. Поздно начали. Если хочешь быть с рыбой, вот тебе секрет: нарежь крепкую леску на куски метра по три–четыре, привяжи к каждому по грузилу и поводку с крючком. Под вечер налови живцов, за час наловишь. Будешь плыть на лодке, наживляй и привязывай леску другим концом к кустам над каждым омутом. Запоминай места! К утру обплывай свои угодья. Обязательно попадутся щуки, крупные окуни, судак. Теперь пора назад.

Возвращаться против несильного течения было нетрудно. Солнце пригревало. Мерно взмахивая вёслами, я почувствовал, что от бессонной ночи и выпитой водки меня разморило.

Мы зачалили лодку и подошли к калитке. Там уже ждала немолодая, полная женщина в сарафане.

— Здравствуйте! Я жена Фраермана. С уловом! – она доброжелательно улыбнулась.

Прочла рекомендательное письмо, повела было на террасу пить чай.

— Извините меня. Я не голоден. Страшно хочу спать.

— Вижу! Что ж, будете завтракать с мужем, когда он встанет. Идёмте, покажу ваши апартаменты.

Она ввела меня в темноватую комнату с раскладушкой, на которой лежал полосатый матрац.

— Сейчас принесу одеяло и всё прочее. Если вам тут будет неудобно, найдём другое помещение.

— Спасибо, – я прислонил к стене удочки, скинул с плеча рыболовную сумку и, не раздеваясь, повалился на ложе.

— Что ж вы так, без подушки? – услышал я сквозь сон. – Приподнимите–ка голову. Вот и одеяло. Старенькое. Им укрывался Аркадий Петрович Гайдар…

Я с усилием разомкнул ресницы, увидел, как меня укрывают рыжеватым, прожжённым во многих местах одеялом.

Думаю, поспать удалось не больше получаса. Проснулся оттого, что кто–то настойчиво тряс за плечо, хрипло шептал:

— Вставайте! Вставайте!

Первое, что я увидел, был топор. Его держал в левой руке сильно небритый старик, в другой торчал конец широкого солдатского ремня.

«Мог бы отрубить мне, спящему, башку! А ремень зачем?» – с ужасом подумал я, вскакивая.

— Забирайте свои вещи. Идите вперёд, – хрипел старик. – Я Фраерман.

— Здравствуйте, – обернулся я к нему, взяв рюкзак, сумку и удочки. – Рад познакомиться.

Я подумал, что таким срочным способом меня решили перевести в другую, лучшую комнату.

— Идите вперёд! – Фраерман вдруг приложил конец ремня к стене и тюкнул по нему топором. Теперь я понял, что он полупарализован, видимо, после инсульта, упражняет непослушную руку.

— Идите, идите к выходу, – сипел он сзади. – Быстрее.

Так он доконвоировал меня до калитки.

— За что? – обернулся я напоследок.

— Нельзя лезть со своим уставом. Отвлекать наших работников. Мы им деньги платим.

Калитка за мной закрылась. Щёлкнул засов.

Опять я очутился на улице. Стало даже весело.

«Ну их к лешему, этих бар, – подумал я, сидя в сельской чайной и доедая яичницу. – Вообще завяз среди писателей… Но в Москву от этой реки ни за что не вернусь».

Я расплатился с буфетчицей, поинтересовался, не сдаст ли кто комнату. Она посоветовала пойти в самый конец улицы к какой–то одинокой старушке.