Владимир Файнберг - Patrida

Он сидел за своим столиком, ел, запивал этот нехитрый ужин невкусным пивом. Компания продолжала молча таращиться на него.

Наскоро покончив с едой, Артур громко сказал:

— Bill! [7] Счёт! (англ.)

Хозяин не спеша появился из‑за стойки и положил на клеёнку листок бумаги, на котором было выведено — 3600 драхм. Артур похолодел. В пересчёте эта сумма равнялась восемнадцати долларам.

Он расплатился и вышел на улицу, понимая, что больше никогда ни в какой здешний общепит не пойдёт. Теперь он догадывался, почему бедный старик Василиос в такой панике покинул злачное место.

Из‑за дверей таверны грянула протяжная песнь пьяниц.

«Если вокруг острова все‑таки есть море, как‑нибудь приспособлюсь ловить рыбу. Буду покупать лишь хлеб, растительное масло для жарева и какие‑нибудь овощи, — думал Артур, шагая под фонарями по булыжной мостовой. — Придётся, как в Москве, завести железный режим экономии. Не помру. Главное — успеть написать за эти месяцы то, что задумал. Главное — успеть, покуда жив, покуда есть фора в три с половиной месяца, сто пять дней и ночей».

От лёгкого ветра качались фонари, качались тени. Он повернул за угол, стал спускаться по мостовой, в центре которой тёк ручей.

«Здесь хоть не будет телефонных угроз, не надо зажигать свет во всех комнатах, держать за зеркалом в передней газовый пистолет…» Он поворачивал направо, налево. И не находил своего дома.

Стоящие по сторонам узких улиц массивные двухэтажные дома казались громадами. Кое–где из‑за жалюзи пробивался свет, что‑то бубнили теледикторы, слышались звуки музыки.

Навстречу по мостовой быстро поднимался подросток в распахнутой куртке.

«Но о чём я его спрошу? — подумал Артур. — Ведь я не знаю адреса. Спрашивать: «Вы не знаете, где я живу? Где я оставил свою сумку?..»

Подросток прошёл мимо.

Теперь Артур Крамер мечтал о том, чтобы раздался лай, появилась злобная собачонка, она могла бы хоть обозначить место, возле которого находилось его жилище. Но собачки не было слышно.

Устав кружить по одним и тем же кварталам, он привалился спиной к прохладной стене какого‑то здания, увидел звезды над тёмным ущельем улицы.

«Господи, стыдно просить. Я в дурацком положении. Помоги мне!» Не успел он взмолиться, как в доме напротив со стуком отворились ставни. Свет из окна упал на Артура, на ржавую калитку с решётчатой прорезью.

Артур понял, что стоит, прислонившись к своему дому.

Стою в неожиданно длинной очереди на исповедь Подмосковная церковь сегодня забита людьми. Местные старушки в платочках. Знакомый скульптор из Москвы. Группка тоже знакомых мне студенток университета. Среди моря людей — седеющая голова учёного физика.

Там, снаружи, ледяное ноябрьское утро. У ворот церковного дворика топчутся двое — посматривают, кто пришёл. Из дома напротив, с чердака, сотрудники КГБ тайно снимают кинокамерой всех входящих.

Батюшка исповедует на левом клиросе. Ему трудно. Он один. Нет дьякона, никого, кто помогал бы вести службу. В последнее время, когда тень ареста нависла над ним, помощники, энтузиасты отшатнулись, исчезли.

— Как хорошо, что вы приехали! Я ждал. Вот между нами Христос… Скажите, что у вас на душе?

Лицо усталое, опухшие подглазья. Месяц, как мы не виделись. Львиная грива волос и борода поседели ещё больше…

Мне совестно говорить о своих проблемах, своих душевных муках. Но, обняв за плечо, он прижимает меня к себе. Слушает. Слушает. И, когда в конце исповеди я с отчаянием говорю, что, наверное, недостоин быть в церкви, чувствую себя повинным чуть не во всех грехах, он неожиданно прерывает:

— Не думайте, будто в церквах собираются одни святые. Может быть, вот сейчас мимо храма под дождём и снегом идёт никому не известный человек — чище и святее, чем все мы вместе взятые.

Озаряемый близкими разрывами молний, Артур Крамер стоял в темноте верхней комнаты у косяка балконной двери. От грохота громов, казалось, взрывается земля. Дом, с его метровой толщины каменными стенами, дрожал. Звенела посуда в буфете.

Ветер гнал и гнал над крышами косые паруса ливня. Напротив, по балкону заколоченного дома, с сумасшедшим упорством гонялись друг за другом три пустые консервные банки.

Непогода началась вчера. И вместе с ней на остров пришла зима. Холодный фронт ворвался, как показала указкой на синоптической карте теледикторша, с северо–востока, с заснеженных просторов России.