— Нет! — Лючия вырвала из его рук рубашку, бросила поверх сумки. — Иди. Дам другое.
— Ничего не надо. Не хочу, чтоб меня запирали. Я уважаю ваши условия. Клянусь, буду их соблюдать. Прошу прощения за вчерашнее… Но я тоже не могу без свободы. Один русский поэт пьянствовал, вёл беспутную жизнь, и какой‑то врач уха, горла, носа, ну отоларинголог, желая добра, запер его в своей квартире, чтоб тот работал, писал. Поэт прожил там несколько дней, а потом разбил окно, выпрыгнул со второго этажа, убежал, оставив записку: «Целую в ухо, горло, нос»…
Лючия засмеялась. Впервые услышал он её смех.
— Разве ты сможешь убегать? От меня? Когда читала книгу, поняла: душа твоей матери, когда она умерла, стала жить во мне… Ещё есть время, можешь быстро мыться. Хочешь?
Он схватил рубаху, пошёл вниз, в ванную.
На пуфике под вешалкой с полотенцами лежала аккуратно сложенная стопка одежды в фирменных пакетах — синие вельветовые джинсы, белая в синюю полоску рубаха, майка, трусы, носки. Под пуфиком находились новые кожаные тапки.
Он стоял под струями душа, натирал губку душистым мылом «Camey», в панике думал о том, что Лючия забирает над ним власть, вбила себе в голову, что является как бы матерью… «Вдруг сумасшедшая? — подумал он, намыливая тело. — Что ей от меня надо? С меня же взять нечего. Перешла на «ты». Когда, в какой момент это началось?» Пытался вспомнить и не мог.
Всё оказалось впору. Только рубашка — великовата.
В дверь постучали. Приглаживая волосы взятой с подзеркальника щёткой, отодвинул задвижку.
— Ещё это забыла, — Лючия протянула галстук. Атласно–синий с широкой красной полосой поперёк.
— Спасибо. Почти никогда не ношу галстуков. И вообще — спасибо за всё это.
— Нет. Я прошу. — Стоя на пороге ванны, она перекинула галстук через его шею, заправила под воротник, повязала широкий узел, подтянула.
У Артура поплыло перед глазами от её голых до плеч рук, низкого выреза золотисто–белого платья. Отшатнулся.
— Лючия, мне выпало достаточно испытаний. Может, слишком много. Ещё не хватает испытывать Эдипов комплекс, раз вы считаете себя моей матерью… Если можно, больше не прикасайтесь, не надевайте на себя такую одежду. Я вас уважаю, люблю, но я человек, мужчина, может полуживой, — все же мужчина. Прошу вас, ради Христа.
— Я не верю в Бога. — Она улыбнулась, оглядела Артура с головы до ног. — Можешь быть шармером!
Нежно взяла под локоть. Артур снова отшатнулся. Тогда она решительно ухватила его за руку, повела в гостиную, откуда раздавалось «Аве, Мария».
Здесь было полутемно. Только в углу перемигивались цветные фонарики на украшенной сосенке, да горели две высокие свечи в шандале, стоящем на уже сервированном столе. Засветился экран телевизора — перед публикой, заполнившей какой‑то громадный зал, пел Лучано Паворотти. За его спиной хор девочек ангельскими голосами подпевал «Аве, Мария».
Артур сел за стол напротив телевизора. И Лючия села рядом, слева. Чуть потрескивали розовые свечи.
Вдруг спокойно и чисто стало у него на душе. В голове как бы само собой отчётливо прозвучало: «Бог привёл тебя сюда, чтоб ты привёл эту женщину к Богу».
До Нового года оставалось пять минут.
…Артур видел землю, затерянную среди мириадов звёзд, себя, сидящего за этим столом в Греции… Забытое ощущение тайны, непостижимости путей, по которым Господь ведёт человека, вошло в него с такой силой, что, когда Лючия попросила открыть шампанское, он с изумлением посмотрел на неё.
— Где сейчас был, в России? — спросила она.
Артур отрицательно покачал головой. Откупорив тяжёлую бутылку, разлил пенящуюся жидкость в два высоких бокала.
— Теперь всё будет хорошо. — Лючия подняла бокал.
…По телевизору гремела музыка. Показывали новогодний фейерверк в Афинах, ёлку в Нью–Йорке, иллюминованную Триумфальную арку в Париже.
— Можно переключить на Россию?
— Разница времени. Там уже всё прошло! Лучше смотри! — Лючия подняла его, достала из‑за сосенки телескопическое удилище из стеклопластика и брезентовую сумку с широким ремнём, где оказалась катушка к удилищу и набор лесок, и большие поплавки, и крючки с поводками, и грузила…
— Все так? Не знаю, как выбирать такие предметы. Выбирал хозяин магазина Пасхалис.
— Так! Теперь, наверное, смогу приносить к столу свежую рыбу. Спасибо!
— Значит, тебе это хорошо? Правда? И мне твой браслет хороший. С Новым годом! — она протянула навстречу левую руку со сверкающим витым браслетом.
Читать дальше