Юлий Крелин - Любовь. Бл***тво. Любовь

— Алло! Ты прости, что звоню, но уже больше двух часов прошло. Мне твой голос услышать хотя бы.

Смеется. Смеется и ничего не говорит.

— Ты что? Долго ещё? Уже давно. Скоро освободишься?

— Да мне пришлось на другой рынок. Я здесь кое-чего не нашла.

— Господи! Да что ж такое тебе особенно требуется?

— Спечь ко дню рождения надо ведь.

Ну и ещё два часа он промаялся. День-то, чёрт его побери, выходной. На работе люди. Туда пойдёшь, с тем поговоришь, позвонит кто-то, консилиум какой-либо. А здесь сегодня мечешься по клетке — только что решетку не грызёшь, не рычишь и мяса не ждёшь.

Не скоро позвонила любовь его.

— Добрый вечер.

— Добрый. Совсем не добрый. Ты где?

— Вы не сердитесь. Я сегодня не приду к тебе. — Хм, надо такую ситуацию, чтобы и не ночью, не в постели она обратилась на «ты». — Я дочь… Дочь претендует на вечер. Я сегодня должна быть с ней. Прости.

Ефим Борисович сначала только промычал в ответ.

— А что случилось? Что так долго? А ночью приедешь?

Это всегда ему трудно говорить. Если бы можно было за ней приехать, привезти, отвезти потом, он бы с лёгкой душой, выпрашивал её ночные приезды. Но нет. Она на машине. Ей не надо, а его совесть мучает.

— Нет. Сегодня нет. Но прости. Я всё равно люблю вас.

— Иланочка… Ты с утра на работу?

— Что за вопрос! Мне надо будет только днём съездить переговорить насчёт перехода.

— С кем? Уже с начальством, с кадрами?

— Нет. Пока ещё только с Максим Львовичем…

«Ефим Борисович, вы не назначили анализ этой больной». «Боже мой, спасибо тебе, Валечка. У меня бы все больные были запущены, если бы не ты». «Работа такая». «Вот все бы сестры были такими. Сегодня ещё одна операция. Ты участвуешь?» «Конечно. Я в графике». «Я люблю, когда ты мне помогаешь. Я спокойнее». «И я люблю, Ефим Борисович». «Совместная работа сближает. Да, Валечка?» «Наверное». «Ну, посмотрим. Ты после работы сегодня учишься?» «Да как вам сказать? По расписанию есть лекции, да я не хотела сегодня идти». «И правильно. Завтра пойдёшь, а сегодня… После операции скажу». «Интригуете?» «Так точно, командир. И с удовольствием». «С чего это я командиром стала?» «Не знаю. Как говорится, к слову пришлось». «Ефим Борисович, в операционную уже зовут. Идём мыться».

Вот ведь звучит для непосвящённого: «Идём мыться». Но пока до этого дело не дошло. Пока мыться на операцию.

А после операции: повязка наклеена, простыня откинута, перчатки скинуты. «Валя, когда размоешься, зайди ко мне. Ладно».

А для непосвящённого — «размываться»? Это когда всё операционное одеяние сброшено и остаётся только руки помыть.

«Ефим Борисович, звали?» «Коль ты не идешь на лекцию, не хочешь ли со мной пообедать. Я сейчас допишу операцию и поеду. А?» Валя помолчала. Села. «Ты чего? Пойдём?» «Неловка как-то, Ефим Борисович». «Перед кем?» «Перед девочками». «А зачем им знать?» «Да я-то с удовольствием, Ефим Борисович». «Значит договорились. Через двадцать минут от ворот больницы, справа у угла. Нет, лучше за углом. Идёт? А?»

Это было время, когда их медицинские зарплаты позволяли пообедать в кафе или в ресторане. И не то, чтобы получали они больше, а цены в — как тогда обобщали эти заведения — нарпите были более приемлемые.

Ох, эти аббревиатуры: полные, когда лишь первые буквы — ВКП(б), НКВД, БОМЖ; или неполные по типу химер, половинка от одного, а другая от другого — сексот, теракт, компромат, туда же и нарпит. Ещё к столовкам это было применимо, а к ресторанам эта химера не привилась.

Они хорошо пообедали. Хорошо не столько от меню, сколь от общения друг с другом. Валя давно смотрела на своего начальника широко раскрытыми восхищёнными глазами. Он давно это отметил, но сначала к этому относился иронически. Мол, девочка прельщена удачным поведением своего шефа. Но потом Валина точность, исполнительность, ответственность да ещё доброжелательное отношение к больным заставили его другим взором, с другой неслужебной симпатией взглянуть на неё. Что называется, уже не смотрел, а «глаз положил». Он ответил Вале. Он любил говорить, что бабник это тот, кто не может отказать. Себя считал бабником и нередко в женском поведении находил приглашение, так сказать, к танцу. Приглашал — считал, что отвечал. Удобно оказалось так считать.

В этот день они ограничились обедом. Но лиха беда — начало. В начале была еда. В начале был обед. Беда была потом. Да и была ли беда?

Им было долго хорошо. Обоюдная симпатия нарастала. Вряд ли с его стороны это была любовь, но хорошо было и ему.