Юлий Крелин: Прогулки по земле обетованной

Это был мой второй визит к сыну, второй мой приезд на Землю. Словно перипатетики, мы беседовали, гуляя, а по ходу вылетавших слов и мысли оформлялись в нечто более или менее законченное и цельное. В каждый свой приезд я высматривал что-то новое и какие-то уже новые, иные мысли высказывал, порой споря с самим собой. Становясь, так сказать, инакомыслящим по отношению к себе, что, на мой взгляд, не так уж плохо. В конце концов, инако мыслить — это же не значит мыслить неправильно; это всего лишь мыслить иначе, смотреть с другой точки зрения —не больше того.

Вот, например, я с Сашкой, с моим сыном, во многом не согласен. Но у него своя, и серьезная, правота, которую просто так со счетов не сбросишь. Их, еврейских сверхпатриотов, действия мне не нравятся — допрыгаются до большевистских методов. Но нам легко рассуждать со стороны — с высоты своего чистоплюйского снобистского высоколобия (хотя я снобизм не осуждаю — это порой великая позиция, чистая). А в Сашкином окружении за последнее время второго человека убивают. Сначала убили одного — зверски, садистски. А вчера мать Сашкиного товарища да еще шестеро детей погибли при обстреле автобуса, ехавшего по “территории”. И сегодня сын уехал на ритуальный семидневный траур…

И все же, все же кто-то первый должен остановиться, иначе — бесконечная вражда на этой земле. И израильтяне сами станут хуже. По меньшей мере, такими же террористами. Почитали бы нашу историю — кончится все большевистским беспределом — и по форме, и по существу.

Конечно, смелость, с которой Саша живет в арабском окружении в Восточном Иерусалиме, вызывает уважение и достойна его. Пусть даже здесь и много вполне детской еще романтики. А задержавшийся инфантилизм может быть страшным, на такой вот детской романтике немало несчастий мира замешено. Та же здешняя интифада (инфантилиада) во многом творится камнями в детских руках. Я и раньше, и сейчас пользуюсь случаем, чтобы сказать себе и другим, что романтика слишком часто окрашена кровью и потому почти всегда опасна и для самого романтика, и для окружающего мира.

Повторяю — у моего сына есть своя — и великая — правда. Но беда в том, что он не хочет знать другой великой правды — правды противной стороны. Однако я понимаю и то, как трудно заниматься взвешиванием правд, когда течет кровь. У Сашки здесь ребенок, и этот ребенок живет в опасности. Любовь и объективность, увы, несовместимы. Если бы в мире царствовала объективность, в нем был бы, конечно, покой и не было бы необъективных страстей. Но ведь жизнь была бы тогда неполноценной. Необъективные страсти управляют миром — наряду с объективными законами. Здесь вечная коллизия, которая и омрачает нашу жизнь, и красит ее. Вечный конфликт, поддерживающий жизнь… А может, это и есть норма?

Самое интересное — ходить по Тель-Авиву, смотреть на людей, на витрины магазинов и вообще по сторонам. Хоть что-нибудь да высмотришь.

Залитый светом центр, открытые магазины и лавочки, тусовка вокруг фонтана, и при этом полное отсутствие назревающего скандала, как порой случается при больших людских скоплениях у нас дома. Дома мне стало уже казаться, будто людские скопления непременно чреваты какими-то конфликтами. Толпа ведь почти всегда конфликтна.

Здесь, на перекрестке, на площади имени жены первого мэра Тель-Авива Меира Дизенгофа, и у фонтана на улице имени самого первого мэра, полно открытых кафешек, люди сидят за столиками, расставленными на тротуарах. Перед каждым стоят банки, стаканы, бутылки, бокалы — пьют… Но пьют, в основном, безалкогольное. Наверное, потому и спокойно. Кто-то целуется, играет музыка, несмотря на поздний час. Многие сидят и молча смотрят на фонтан с прыгающими и танцующими струями, которые то меняют высоту свою и ширину, из узкой струи становятся кривыми плоскостями, — то меняют цвета подсветки. Когда смотришь на людей, задумчиво наблюдающих игру струй, невольно вспоминается Козьма Прутков: “Бросая в воду камушки, гляди на круги, ими образуемые, иначе это занятие будет бесполезным”. Смотрят на игру струй, иначе это сидение было бы бесполезным…

Вообще-то здесь с водой плохо (и поэтому тоже так держатся за Голанские высоты — там ключ к воде на весь Израиль). Фонтаны — не больно частое явление в стране (хотя, говорят, есть еще несколько в городе). Этот фонтан располагается на высоте, на эстакаде, над площадью.