Юлий Крелин - Любовь. Бл***тво. Любовь

Хаос воспоминаний, словно бури пролетал через всё его ураганное отношение к Любимой. И ничто не могло запятнать сегодняшнее.

А вот и ещё было. Да сильно раньше.

У него тогда ещё не было машины. Он стоял около ворот больницы и ловил такси. Благо такси в ту пору было вполне доступно его доходу, особенно в первые дни после зарплаты. Вышла молодой доктор, психиатр, которая приходила к нему в отделение как консультант. Почти каждый день из множества алкоголиков, почти постоянно поступающих к ним по скорой помощи, кто-то из них впадал в белую горячку. То ли общество беспредельно перешло все границы разумного употребления водки, то ли водка качества выше фантастического разумения в производстве этого самого популярного в стране напитка, то ли и то и другое. Так ли иначе, но белая горячка скоро станет более частой болезнью, чем насморк или аппендицит. Пришлось взять в больницу постоянного психиатра. Это и была сия молодая дама, остановившаяся рядом. Ефим Борисович первый раз её увидел в нормальной одежде, без халата, причесанной, с хорошо сделанным лицом. Конечно, всё то же, кроме халата, было и в отделении, но он был на работе. Другие рефлексы владели им в отделении. Там он не видел или не обращал внимания, сколь она стройна, привлекательна, да и глаза свои, посверкивающие призывным огоньком, она, видимо, прятала за маской сурового доктора по делам душевных неурядиц. Или эти призывы рождались не в её глазах, а в его душе, жаждущей радости и веселья.

«Доктор, Лариса Васильевна, здесь на воле, без маски строгих обязанностей консультанта, вы глядитесь замечательным человеком, свободным от ярма необходимости залезать в чужие души». Доктор засмеялась. «Да и вы, Ефим Борисович, более расковано нанизываете слова, чем представляя мне очередного алкоголика». Они веселятся. На улице солнце, а не жарко. «Знаете, есть такой французский поэт Превер. И у него есть такие слова: Товарищ солнце, разве это не дребедень хозяину взять и отдать такой день». Видно, никакие тяжёлые беды не остались позади в корпусе, который они только что покинули. Скинув обязанности, они как бы обрели свободу и жажду нормальной жизни без оков службы. «И что?»

«Намёк поняли? Вы ведь тоже хотите словить такси». «Я ещё не решила. Думаю, куда мне сейчас поехать». «И не думайте. Я за вас решу». «Ну?» «Вот такси. Свободны, хозяин?» «Ну». «Великое, всеобъемлющее „Ну“. Садитесь, Лариса Васильевна. Своё решение я вам скажу в пути». «Ну, допустим. Посмотрим какое, удачное ли ваше решение. — Сказала Лариса Васильевна, уже вдвигаясь в машину. — Будем считать, что мы, психиатры, тоже экспериментаторы». — Это она уже договаривала, пока усаживался рядом Ефим Борисович.

«Вы такая молодая, прекрасная, светлая, весёлая, что если позволите, я вас буду вас звать менее длинно — просто Ларой. Даже не Ларисой? А?» «Ну что ж. Совместная езда на одном диване, нас настолько сблизила, что другого выхода нет». «Вы, я вижу, из нашего караса». «Это что — карас?» «Есть великая книга „Колыбель для кошки“ Курта Воннегута. Из одного караса — люди одного поведенчески-психологического круга. Для краткости». «Правильно. Краткость то ли сестра, то ли мать таланта. Поскольку вы старше меня, язык не повернётся называть вас Фимой. У нас в клинике принято окликать инициалами. Можно я буду звать вас ЕБ?» «Хм. Двусмысленно. Ну, называйте, если вам удастся». «Не поняла?» «Ну, а Некрасова читали?» «Ну». «Ну, так ну. У него есть строчки: „Вырастешь, Саша, узнаешь“». «Всё равно не поняла. Так куда я еду?» «Как куда? Разве ещё не ясно? Ко мне. Я уже сказал водителю». «Здрасьте. С какого поворота? Вы, Ебе, очень решительны». «Сами так назвали». «А именно? Вообще, я сегодня устала. Давайте в другой раз». «Зачем нам разы считать. В другой раз не будет такой погоды, у вас такого настроения, и вы, конечно, будете куда-то спешить. К тому же, к следующему разу вы уже прочтете Воннегута и будете совсем иной». «Ну, Ебе, вы так же и отделением командуете?» «По обстоятельствам, родная Ларочка. По обстоятельствам. И по погоде, по погоде». «Нет. Я всё же поеду домой». «Но это глупо. Вот уже мой дом. Мы приехали».

Машина остановилась у нужного подъезда и после небольшой перепалки они всё же вышли вдвоём.

«Ну и что же мы будем делать?» — Это она спросила уже в лифте. «Чай пить, конечно. Если вы откажетесь от коньяка, которым в изобилии снабжают нас больные. Всеобщая уверенность, что лучшего гонорара, чем алкоголь не существует. Спиртовой реванш за победный бой с павшей на них болезнью. А я не пью. А они несут. Но с вами выпью». «А я тоже не пью». «Значит, будем пить чай. Ну, разумеется, сначала посмотрим мои книжечки и всякое прочее». «Ну и телевизор, конечно?!» «Безусловно. Как же без него. В шахматы ещё сыграем».