Владимир Гончаров - Апокриф

Город казался встрепанным, горожане — нервными. На лотках газетчиков орущие заголовками и фотографиями листы. Усиленные полицейские и жандармские патрули на улицах и в общественных местах: надвинутые каски, автоматы, настороженные, щупающие взгляды, собаки на поводках…

Мрачный, невыспавшийся Тиаракис, по-видимому, не вызывал никакого подозрения у стражей порядка и потому добрался до места назначения, ни разу не подвергнувшись хотя бы формальной проверке документов. Никакого «хвоста» за собою он, как и следовало ожидать, не обнаружил. Да и вряд ли баскенцы смогли бы в период полицейского усиления организовать серьезное наблюдение за Тиоракисом, даже если бы имели в отношении него серьезные подозрения. Однако конспиративные правила следовало соблюдать всегда. В этом залог продолжительной и успешной работы агента, как, впрочем, и условие его долгой жизни.

Стаарз внимательно и очень серьезно слушал доклад (боевое донесение?) Тиоракиса о несчастных обстоятельствах, лишивших его возможности известить «контору» о точном месте и времени совершения теракта, а также вынудивших стать непосредственным исполнителем убийственной акции. Старый оперативник не стал останавливать своего подопечного, когда того с сухого изложения обстоятельств дела снесло в область собственных нравственных терзаний, граничащих с настоящей истерикой.

Вообще-то Стаарз совершенно иначе, чем Тиоракис оценивал произошедшие накануне события. Совершившаяся в нем за многие годы агентурной работы профессиональная нравственная деформация позволяла назвать сделанное Тиоракисом в Парке-на-Холме, скорее, успехом, чем несчастьем. Погибших и пострадавших жандармов (четыре человека убито и еще пять — ранено) было, конечно, жалко, но это, по его мнению и по мнению всех немногих, посвященных в цели операции, должно было обеспечить, в конечном итоге, решение главной задачи — ликвидацию верхушки ФОБ. А то, что на этом пути проходной пешке приходится совершать поступки, являющиеся, с точки зрения обычной человеческой морали, мерзостью, а с точки зрения закона — преступлением, представляет из себя неизбежное зло, обойтись без которого нельзя, если государство действительно имеет волю противостоять вызовам терроризма или организованной преступности. Ни одна из спецслужб мира (если говорить об эффективных спецслужбах) иного решения, кроме как согласиться с вынужденным участием своих агентов в преступной деятельности в период разработки какого-нибудь бандитского сообщества или вражеской агентурной сети, по сию пору не нашла…

С точки зрения Стаарза, тут не было технической проблемы. А вот психологическая — была. Точнее, она оставалась. Тиоракис довольно долго, как, впрочем, многие в его положении и со сходным типом психики, проходил период адаптации к новым нравственным стандартам, совершенно необходимым, чтобы иметь возможность продолжать работать на выбранном им для себя поприще. Иными словами, он еще только был на пути к упомянутой уже профессиональной нравственной деформации, которой вполне достиг его куратор и которая давала людям их профессии необходимую защиту от тяжелых психических срывов, неизбежно грозивших человеку, вынужденному ежедневно, ежечасно и ежеминутно в течение многих лет жить двойной и тройной жизнью в пустыне лжи, где он, пусть даже во имя самых высоких целей, своими руками городит для окружающих, в том числе для родных, для друзей, для любимых, один мираж на другой, практически без какой-либо возможности утолить жажду полной искренности хоть в каком-нибудь самом завалящем оазисе.

Стаарз вполне объективно считал самого себя и большинство своих коллег некоего рода моральными чудовищами. Правда, он полагал добровольное превращение определенной части вполне порядочных, по его мнению, людей в монстров, разновидностью подвига во имя общественного блага и для целей борьбы с уже самым настоящим зверьем, таковым уродившимся или так воспитанным. Попробуйте справиться с хищником-людоедом увещеваниями, уговорами и ссылками на общечеловеческие ценности… Это — вряд ли! Придется выслеживать, хитрить, подставлять ему живца, убивать…

Стаарз и сам прошел весь этот путь небезболезненно. Почему-то особенно запомнилось ему, как уже почти тридцать лет назад пришлось своими руками и совершенно по-предательски убить в подвале заброшенной фермы двух, по сути своей неплохих молодых людей, считавших его другом и соратником. Черт побери! Они были ему симпатичны! Он и сам успел к ним до определенной степени привязаться: и к изуродованному напалмом озлобленному герою войны — Кастелу, и к романтичному идеалисту, единственному сыну своих родителей — Ивасту. И все-таки он выполнил приказ и принес их в жертву, только ради того, чтобы понадежнее завалить маршала Венара со всей его кодлой. Стаарз, в те времена носивший в соответствии с легендой имя Брокада, прекрасно понимал (не мальчик уже был!) что участниками всех заговоров и контрзаговоров, состоявшихся в ту пору, двигали в основном не самые чистые помыслы. Однако, жуткое пойло, сваренное тогдашним шефом ФБГБ из совокупности страхов, амбиций, честолюбий, низких корыстей, предрассудков и прочих подобных ингредиентов, поразительным образом позволило быстро прекратить дикую бойню, ежедневно сжигавшую в своей жадной топке десятки, сотни, а иногда и тысячи жизней. А если бы Венару не поставили такой надежный, такой хитрый, такой жестокий капкан? Если бы ему удалось обойти западню? Сколько Кастелов и Ивастов ушли бы в небытие тогда?