Борис Мишарин - Исцеление

Михайлов поцеловал жену, и мы ушли ко мне в кабинет, главный с Шумейко там нас поджидали. Николай Петрович говорит ей, что роды прошли успешно, заведующий отделением — замечательный доктор, поощрить его необходимо. У меня так челюсть и упала, слово сказать не могу. А Шумейко-то отказать Михайлову не может, — засмеялся Гаврилин, — но из положения все-таки вышла, приказала поощрить меня главному врачу своими правами.

Зина подошла и обняла Сашу.

— Я же говорила, что Михайлов удачу приносит, слава Богу, что челюсть у тебя там отвалилась, как ты выразился, а то бы возражать стал, артачиться: не делал ничего, не заслужил.

— Но я действительно ничего не делал, Зина, и вообще ничего не понимаю. Почему Шумейко так лебезит перед Михайловым?

Зина задумалась, вспоминая что-то, потом спросила:

— Ты помнишь Катю Подгорных со скорой?

— Помню, конечно.

— Ее сестра у Тимофеева секретаршей работает. Рассказывала как-то, что вызвал один раз он Шумейко к себе и кричал на нее, словно с цепи сорвался. Там что-то со строительством клиники для Михайлова не ладится, вроде бы санэпидстанция что-то рубит. Я толком не поняла, но, видимо, санузлы не так ставят или мало их, не знаю. Короче, Тимофеев сказал ей, что хоть сама унитазы ставь, хоть с главным санврачом, ему все равно, но под ключ клинику сдать вовремя. Иначе сама ниже канализации станешь и Михайлову ни гу-гу, чтобы не знал даже о возникших проблемах, не его это дело унитазами заниматься. Вот Шумейко и боится нарываться, вдруг что-то не так с родами — оторвет ей Тимофеев голову и вставит в энное место, — засмеялась Зина.

— Тогда мне все ясно. Губернатор с Михайловым дружит и выгоден он ему. И экономически, и политически, и так и сяк. Вот увидишь, Зина, скоро Михайлов по телевизору выступит, выборы на носу, за Тимофеева ратовать станет. Народ Михайлова на руках носит, значит, губернаторское место опять у Тимофеева в кармане. Он бы и так выиграл, ставить-то больше некого, но кто из колоды козырного туза выбросит? А вдруг Михайлов против скажет — и нет Тимофеева. Все здесь просто и не просто, переплетено и закручено, как сама жизнь.

— Философ ты мой, — решилась Зина, — хоть номер телефона у Михайлова взял?

— Он мне дал визитку. Зачем тебе?

— Хочу на прием к нему сходить.

— Зачем, что случилось? — забеспокоился Гаврилин.

— Сам знаешь, после аборта «залететь» не могу.

Александр долго думал, Зина ждала.

— Ладно, сам договорюсь с ним.

— Спасибо, Сашенька, сказать откровенно — думала: не согласишься ты.

Радостная, она обняла его, положив голову на плечо, он прижал ее, водил носом по волосам и тихонько говорил на ушко:

— Что я, зверь что ли? Посмотрел, как Михайлов работает. Стоит в стороне: сказал — воды отошли, сказал — мальчик появился, сказал — девочка родилась. У роженицы без всякого наркоза никаких болей. Умеет он как-то и не гипноз это, и понять не могу что. Энергетика какая-то, наверное, сейчас многие ей занимаются, а он овладел в совершенстве. Других объяснений у меня нет. Завтра он приезжает жену с детьми забирать, поговорю с ним о тебе. Еще лучше — приезжай ко мне сама, думаю, он там сразу все и решит.

Удивительный он человек, все время размышляю: за что он попросил поощрить меня? Наверное, за то, что не мешал ему, не лез с вопросами. Приезжай, Зина, уверен, он не откажет. Сейчас я тоже его поклонник, — решился сказать Александр, — может, и роды потом примет, быстро и безболезненно.

Алла вошла в кабинет к Николаю, присела в кресло и притихла, вслушиваясь в разговор — он говорил по телефону:

— Нас четверых не пустят к ней, ты лучше подъезжай к двум, я ее с детьми забирать буду. Нину не забудь. Пока, Саша, до встречи.

Алла поняла, что он говорил с Графом и что приедут они к двум прямо к роддому. На столе стояла почти пустая чашечка кофе и на блюдце остатки отварного, слегка подкопченного мяса и хлеба. Поняла, что Николай перекусил немного, но с ней за компанию позавтракает, в основном чай с молоком попьет.

— Я думал ты позже встанешь, — сказал Николай.

— Маша разбудила, — ответила Алла, — Светка, дура, с утра стала в дверь ко мне долбиться, вот Маша и подняла меня. Я дверь открыла, отчитала ее как следует, а ей как с гуся вода. Никогда больше не оставлю ее ночевать, еще волоски мне на дверь клеит… Какое ее собачье дело? — возмущалась Алла, — а если бы я пописать встала — она бы другое думала?

Николай налил ей фужер ананасового сока, Алла отпила глоток, успокаиваясь, продолжила уже мягче: