Борис Мишарин - Ангел возмездия

Дождь налетал порывами, забирался под промокшую одежду, заставляя ежиться и прятать лицо от колючих сентябрьских капель, бросаемых ветром все чаще и сильнее. Может Михасю это только казалось, но он уже пожалел, что отказался от предложения подвезти его — хотелось пройтись пешком после душного ресторана, глотнуть свежего воздуха и выветрить немного хмель. Четыре остановки как раз бы хватило освежиться, выгнать из головы кабацкий гул и приободриться. Но холодный порывистый ветер кидался частыми каплями, успевая промочить всю одежду насквозь, забирался под рубашку, высыпая пупырышками на коже. Михась пробовал остановить редко проезжавшие машины, но они мчались мимо по своим делам, не желая останавливаться и впускать внутрь мокрого человека. После того, как одна из них окатила его с ног до головы, пролетев по глубокой луже, чертыхаясь, он побрел дальше, оставив бесплодную затею и стараясь держаться подальше от проезжей части дороги.

Михась шел, низко опустив голову, пряча лицо от встречного ветра и дождя, глядя себе под ноги. Вспоминал урывками проведенный вечер, и горькая ухмылка иногда пробегала по его лицу. Он был «чужой» в этом шумном кабаке, смазливые девчонки быстро отстали от него, поняв, что с деньгами у него туговато, знакомых не было, и Михась сидел за столиком, налегая на пиво и изредка пропуская рюмку водки. Он отдыхал, отдыхал от всего — от мыслей, от работы, которой у него в последнее время не было, но он отдыхал, наслаждался, глядя, как гуляют и дергаются на танцплощадке и между столиками под громкую музыку люди.

Михась нуждался в психологической разрядке и надеялся в душе, что кто-нибудь подсядет к нему за столик, и они поболтают о каких-нибудь пустяках. Даже себе он бы не сознался, что ему надо выговориться, излить душу. Лучше всего постороннему, которого потом никогда больше не встретишь.

Михась вздрогнул, от мыслей его оторвал окрик.

— Эй, может джентльмен все-таки поможет слабой даме?

Он только сейчас увидел прижавшуюся к бордюру иномарку, за которой стояла женщина и смотрела на него, ожидая ответа. Дождь хлестал по ее лицу, и Михась даже обрадовался — не его одного наказывает непогода. Он подошел ближе, сходя с тротуара на проезжую часть, и сразу же ощутил, что обувь наполнилась водой, глянул на ее ноги — вода доходила до щиколоток, и в темноте казалось, что незнакомка стоит босиком в этой большой и глубокой луже.

Михась улыбнулся про себя — женщина была еще в худшем положении: спущено переднее колесо и менять его предстояло в этой противной, холодной воде. Он представил, как дрожат от холода сейчас ее голые коленки. Мини-юбка — не подходящая одежда для такой погоды, да и выше у нее, кроме блузки с короткими рукавами, ничего не было.

Темнота скрадывала ее озноб, и Михась не видел, но понимал, что она уже успела замерзнуть — при такой погоде и экипировке можно и воспаление легких схватить запросто.

— Запаска есть? — ответил он вопросом на вопрос.

— Е-есть, — клацая зубами, ответила она и кинулась открывать багажник.

Михась достал запасное колесо, домкрат и ключ, бросил кратко:

— Машину на ручник поставьте.

— Уже, — еще короче ответила она.

Михась вздохнул, разглядывая, как лучше подсунуть домкрат под машину, потом махнул рукой, опустившись в лужу на одно колено, установил его и быстро закрутил ручкой, спиной почему-то ощущая, как дрожит сзади незнакомка. Неожиданно для себя сказал:

— Простынете на ветру, садитесь в салон.

— Ничего, я стойкая, — с трудом вымолвила она из-за холода.

«Ишь ты, стойкая, — подумал он. — Тоже мне, солидаристка». Но ее решение словно согрело его, хоть и не одобрял он ее поступка.

— Садись, не выпендривайся и к словам не цепляйся, — предотвращая ее возможные возражения, приказал он.

Видя, как она устроилась в салоне, вздохнул, пытаясь открутить болты колеса, встал, надавливая на ключ ногой, срывая так каждую гайку, рассуждал про себя: «Вот так и в жизни, проколы случаются в самое неподходящее время». Он крутил ключом, плюхая внизу по воде и обрызгивая себя всего, не обращая внимания на грязные капли, стекающие по пиджаку. Вскоре Михась закончил с заменой, побросал инструменты и проколотую запаску в багажник, ополоснул руки прямо в ненавистной луже и отряхнул их, словно ожидая полотенца. Сам улыбнулся своему жесту, глядя, как стекает по ним дождевая вода, унося за собой последнюю грязь.