Борис Мишарин - Исцеление

— Что ты на меня навалился, — защищалась Света, — я же не про работу и зарплату говорю. Она же сестра мне, пусть и двоюродная…

— А сестра может поспать с дороги? — прорвало Григория. — До Москвы из Нью-Йорка часов восемь лететь и здесь еще… Во времени разница…

— Может, конечно, — удивилась Светлана его тону.

— Вот и все… Вопрос снят с обсуждения, — поставил точку над «и» Григорий.

На небольшой поляне под сенью высоких сосен, удачно вписываясь в пейзаж, стояла открытая беседка, выкрашенная под цвет деревьев — зелень иголок сочеталась с черно-коричневой, местами золотистой корой. Вокруг росли ландыши, ромашки, незабудки… — никаких садовых цветков.

Широкая тропинка к речке соответствовала розе ветров и поэтому в беседке всегда чувствовалась речная свежесть, даже в самые жаркие дни, когда по соседству воздух звенел зноем и комарами, выдуваемыми с беседки речным ветерком.

Пройдя по тропинке метров 40, можно искупаться в речке, спокойной и тихой, только весной она разливалась, затапливая соседние участки леса, стоящие ниже Михайловской дачи. Сам домик отстоял от берега метров на 100 и участок, обнесенный забором с трех сторон, выходил одной не огороженной стороной к воде. За трехгектарным участком леса простиралась 5-ти километровая запретная зона, охраняемая мощным компьютером, доступ в которую имело ограниченное число людей. Грибники и ягодники натыкались на таблички: «частная собственность, проход запрещен», но не пытались обойти их, за несколько лет твердо узнавшие, что территория принадлежит их уважаемому доктору.

Михайловы приехали на дачу еще вечером в пятницу, и сегодня Николай на утренней зорьке пошел на рыбалку. У него было свое место на речке, где он добывал окуней и ельцов в свое удовольствие. Потом они солились и вялились, причем он это делал сам, не доверяя никому этот несложный процесс, и к пиву появлялась на столе обычная закуска. Через час к нему подошла Вика, заглянув в ведерко, в котором уже плескалось с десяток средних рыбешек, она сказала:

— Я так и думала, что найду тебя здесь, — она обняла его со спины, мешая подсекать рыбу, — как мне хорошо с тобой, Коленька! — он ласково поцеловал ее руки, не отпуская удочку. — Сегодня такой замечательный день, я просто сгораю от счастья и нежности к тебе!

Поплавок резко ушел под воду, и Николай чуть повел плечами. Вика немного отстранилась, и он вытащил очередного окуня. Радуясь, словно ребенок, Николай, отцепив окуня, бросил его в ведерко.

— Да, милая, я очень давно ждал этого дня и сегодня действительно замечательный день. Начинают сбываться мои первые надежды, воплощаться в жизнь начальные мечты.

Он отложил удочку и закурил, повернувшись лицом к Вике.

— Это только маленькая частичка моих планов и надежд, которые я собираюсь воплотить в жизнь. Очень большое дело задумано мною, милая, очень много работы предстоит сделать. Пора России выбираться из экономической ямы, пора зажить людям лучше. Не о себе думаю, о государстве российском. Много еще времени утечет, но твердо верю: встанет отчизна на ноги, окрепнет, прекрасно заживут в ней люди. Главное: не отрываться от народа, знать его чаяния, уметь и мочь воплотить их в жизнь. А меня сейчас вон какими заборами и запретными зонами окружают. Все берегут от иностранных разведок, словно им здесь вольная воля.

Николай замолчал, попыхивая сигаретой, и задумчиво уставился на плескавшихся в ведерке рыбок — некоторые плавали боком или вверх животом, другие же пока резвились. «Вот так и в жизни», — подумал он.

Михайлов встал и, сматывая удочку, ласково смотрел на жену. За восемь лет их совместной жизни она расцвела и похорошела еще больше. Настоящая красавица и чудесная жена, подумалось ему. Родившая четырех детей, она стала нежнее, добрее и ласковее, а Николая полюбила еще больше.

— Пойдем, родная, — он обнял ее за плечо, неся в другой руке ведерко и удочку, — я еще немного поработаю до завтрака и на сегодня все… До приезда гостей буду только с вами. Наверняка Светлана и Люба раньше приедут, к завтраку подгадают. Надо бы чем-то занять их…

— Пусть загорать идут на речку, ничем я их занимать не буду. Надоели уже… одним не дают побыть нисколько. Мама уже говорила им — не понимают, грубо сказать: язык не поворачивается — родственники.

Вика замолчала, в душе проклиная назойливых тетушек, которые наповадились в выходные дни приезжать к Михайловым семьями, считая, что всем места хватит и, не понимая, что дело вовсе не в месте, а в потребности побыть одним.