Борис Мишарин - Исцеление

Под шатром снова повисла тишина, Виктор посмотрел на всех и улыбнулся.

— Что носы повесили, дяди и тети, хоть бы за новорожденного Майкла выпили что ли?

Дженнифер прыснула со смеха, отпуская Майкла и заливаясь во все горло, а через секунду многоголосый раскатистый смех уже летел над островом, вновь срывая птиц с насиженных веток. Женщины наперебой кинулись рассказывать Джону, Нельсону и Майклу, как деточки заботились и успокаивали Дженни. Смех, умолкая, вновь набирал силу при новом рассказе, заставляя расслабиться и сбросить эмоциональное напряжение окончательно и бесповоротно.

Через три дня Михайловы вернулись в Н-ск, где их встречали родные улицы города, родные стены дома и «воздух Родины, он особенный, не надышишься им».

Не раздеваясь, они завалились впятером на кровать и лежали минутку, не шевелясь. Потом дети убежали радоваться дому, побывать у всех домочадцев, поделиться впечатлениями. А взрослые разделись, разошлись по двум спальням и снова улеглись на кровать, ощущая неповторимую и сладостную истому родного очага.

Об их приезде не знал никто, из аэропорта Михайлов позвонил домой, и охрана прилетела мгновенно, увозя их в родные стены. Но приезд известных личностей не остается незамеченным никогда, множество нетерпеливых звонков натыкалось на Машу, отвечавшую ровным голосом автоответчика, что Михайловы отдыхают и лучше позвонить завтра. Запоминала, что и от кого передать и не реагировала ни на какие просьбы. В ближайшей программе новостей объявили, что академик прибыл, и обещали устроить с ним интервью, как только это станет возможным.

Узнав по телевизору, что Михайловы вернулись и находятся дома, Светлана и Люба обрадовались, каждая по-своему, но одновременно и обиделись одинаково. На сестру Аллу, могла бы и позвонить, считали они. Но, не смотря на обиду, встретились и вместе поехали домой к сестре.

Люба действительно хотела увидеть родственников и поболтать с ними, а вот Светлану в первую очередь интересовали украшения, купленные в Нью-Йорке. «Это же надо, — постоянно причитала она про себя, — купить колье и перстни на 3,5 миллиона долларов! Тут от 3,5 миллионов рублей можно в обморок упасть, не то, что от баксов». Но по телевизору не показали украшений, только назвали сумму, и она сгорала от нетерпения, надеясь, что что-то перепадет и ей. Родственная связь была для нее вторичной, она тщательно скрывала это, в душе начиная ненавидеть сестру и племянницу. Она поняла это, когда ее охватила лютая зависть. Михайлов не взял ее с собой, как первого зама, взял ничего из себя не представляющего завхоза. Ей и в голову не приходило, что Михайлов взял не завхоза, а мать жены. «Но ничего»… Она усмехнулась, радуясь своей ненависти. Зависть и ненависть, в будущем навсегда закроют для нее двери Михайловского дома.

Ворота, привычно открывающиеся всегда при их появлении, на сей раз безмолвно скрывали двор дома. Вышедший навстречу охранник, вежливо пояснил, что Михайловы спят и их лучше не беспокоить.

— Я сама знаю, что лучше… — возмутилась Светлана, но ворота уже закрылись, она пнула в них пару раз от злости, все еще ворча про себя. — Подсунула дочку академику и строит теперь из себя, в дом даже не пускает, — снова разошлась она, идя обратно и жалея, что отпустила такси.

— Могла бы, конечно, уделить минут пять, но насчет дочки ты хватила через край, Света, такого я от тебя не ожидала, — Люба укоризненно посмотрела на нее.

— Какие же вы неблагодарные, — вздохнул Станислав, — вы поставьте себя на ее место… Вы-то бы точно заелись. И академиком он не был… Должность у тебя, Люба, о которой любой главбух только во сне и мечтать может. И ты, Света, медсестра в замах у академика, гендиректора… Стыдно за вас, девочки.

Григорий молча, насупясь, ехал в машине обратно. Получили по носу правильно, считал он, давя неприятный осадок в душе и не одобряя слов жены. Многое сделал для них Михайлов, пользуются они почетом и уважением за его счет, вылезли из финансовой ямы и правильно сказал Станислав, стыдно… Сегодня Светлана ругает Аллу, а завтра станет лебезить перед ней, охать и ахать, восхищаться и нахваливать. Стыдно…

— Знаешь что, Света, — решительно сказал он, — любой профессор не получает и 10 % твоей зарплаты. Уволит тебя Михайлов за твою завистливую дурь, и пойдешь снова спиртовой ваткой задницы мазать за семь тысяч рублей. И заметь — без всякого гонора, прогибаясь перед любым врачом, а не перед академиком. Так что уж молчи лучше…