Георгий Дзюба - Во всём виноват Гоголь

— Ты ведь знаешь, Декабринович, что прародитель твой по метрике Потняцов Петрушка Варфоломеевич украл у господина Чичикова I — Первопроходца антикварный ларец красного дерева, инкрустированный карельской берёзой с архивом и несметным количеством денег, заработанных его непосильным трудом?

— У… — промямлил Мудрецов и потерял рассудок, потом вновь обрёл его и выставил перед Чичиковым картонную коробку из-под ксерокса.

— У-мест-но ска-за-но, — протянул Чичиков к коробке обе руки, хотя для него пока ещё по её содержанию и оставались неясности, а разумная праведность виделась лишь в её появлении.

— «Ах ты, чушка! чурбан!» «Подлец ты!» — Профилактически плеснул Чичиков в пламя своей речи ещё керосину. — «… тебя… в рог согну и узлом завяжу!» Ты себе хоть шурупишь, Петруха Ноябрятович, сколько стоит мой семейный архив в наше тревожное время? я уже не говорю о цене тех рублей в современном валютном измерении!

После второго вопроса Мудрецов снова потерял голову, затем снова нашёл её и впал в полную ипохондрию. Другую коробку он с собой в тот день, видно, не брал…

— Ты ведь понимаешь, Петухов, что весь твой этот офис вслед за каланчой и правильными бумагами уйдёт танкисту, и я его могу взять? — снова огорошил он книжного магната Петьку.

— Понимаю, нихарашо мне это, — не приходя в сознание, прошептал Петрушка.

— Так вот, малый! Я могу всё… Могу у Афони твой офис купить, а могу его и не купить… Что ты мне изречешь по такой диктатуре моего закона и взгляда?

— Нихарашо мне это. Не приобретайте это, отец родной! Как мне жить дальше? «Ведь на мне нет ни цепочки, ни часов…» уже с первых минут вашего приёма. Все годы, все дни и в особенности ночи я с упорством не отметавшей икры форели пробивался в люди! Батюшка, не губите! С Бронькиным я всегда сговорюсь полюбовно иль какие ещё методы использую. Размеры моей благодарности обволокут чёрной икрой все ваши чаяния… — бросился ему в ноги Петрушка.

«Чичиков взглянул и увидел точно, на нём не было ни цепочки, ни часов».

— Мн-да, — произнёс Чичиков с болезненным подозрением, — дела твои швах.

— Полный швах, — легко согласился с ним Мудрецов и жалобно замолчал.

— Так слушай теперь сюда, — произнёс ему Чичиков. — Может быть, я и соглашаюсь не брать с тебя огромную до бесконечности цену за то, чтоб не забирать себе твою недвижимость у Бронькина. А может, и не соглашусь… Но в приятном для тебя случае придётся мне тогда принять в своё обладание скупленные тобой не пойми зачем земли запрудненских крестьян. Разумеется, что принимать твои поля и веси мне придётся как от короткого приятеля…

— Так я ж категорически «за», Павел Иванович! В лицемерных сделках липового цвета я подкован не хуже той блохи и в этом деле не одну Плюшку съел…

Одно время они молчаливо подвигали друг другу калькулятор, при этом Петрушка пересчитывал цифры и в столбик. Чичиков на бумаге ничего не считал, и видно было, что с арифметикой он состоял в исправной гармонии. А когда Чичиков будто невзначай ещё и обмолвился, что мог бы распорядиться архитектору Мамагонову, чтоб тот видоизменил своё первоначальное заявление о своих страданиях в застенках Мудрецова с указанием другой фамилии насильника, то Петрушка отчасти даже повеселел, ибо отказаться от такого предложения было ему совсем невозможно. Правда, потом он равновелико и взгрустнул, так как в столбец втиснулась ещё одна строка, и сумму на бумажке довелось выводить наново… [9] Дальше расположен клочок изрядно обгоревшей по краям страницы. После разбора сохранившихся там слов предполагается, что П. О. Мудрецов активно ищет в местной торговой сети крысиный яд, а также устанавливает контакты с ближайшим окружением А. П. Бронькина.

…………………………………………………………………

Наконец-то Чичиков получил дельное уведомление об окончании работы братьев-банкиров Хайгуллиных с наиболее крупными налогоплательщиками города и Мудрецовым, и он с глубоким удовлетворением поцеловал телефонную трубку. Будто зная об этом, в ту же секунду, с подносом и ватрушками, в пёстрой блузке и легкомысленном богемном шарфике на шее, в комнату ворвалась безумной красоты Зухра. Надо заметить, что Павел Иванович давно уже подумывал найти себе приятную девушку, увлечённую короткой любовью по доступным ценам. Но в это мгновенье Чичиков, пожалуй, теперь впервые, будучи в NN, непривычно и неуместно покраснел. Вспомнил, как встретил он её позавчера случайно в неглиже и на пляже, что для глубокой осени ему показалось весьма удивительным. Тогда он одной лишь только бровью зацепил Зухру «… мывшуюся на берегу пруда и тут же бросился её обнимать и осыпать поцелуями». Сейчас, продолжая пребывать в напряжённом тумане никем невиданных забот и заволакивавшем его глаза мареве спешных задач, Павел Иванович отрешённо, но будто впервые снова загляделся теперь уже на одетую девушку. Затем он снова впервые и совсем уж неожиданно столкнулся теперь уже со своим личным отражением. Не в Зухре, конечно, а в пожелтевшем от времени зеркале, взгромоздившемся дубовой подставкой среди медных самоваров, утюгов и старых фотографий безвестных умельцев на стеллажах отдела антиквариата бывшего книготорга Петрушки, а теперь уже ТЯКа. И он непроизвольно отшатнулся от своего отражения, настолько страшным показалось ему то, что увидел теперь…