От президентов аутсорсинговой и клининговой компаний, чьи офисы ютились где-то на периферии тихого, но стабильного оффшора, с немыслимо хитроумным инвестиционным проектом в руках забегала Гулянда. Она восхитила Чичикова методами переработки рукколы и топинамбура в высокооктановые чилийские вина, а остающегося жмыха — в доступную для посевной кампании низкооктановую солярку и завоевала собой полный карт-бланш на все эти виды деятельности. Потом ещё поразмыслила, да и купила для доклада своим вождям весь конфиденциальный прайс-лист по вакантным должностям в городской малине. Павел Иванович сильно расчувствовался в переговорах с шалуньей Гуляндой. Он даже подписал у неё на коленке широкий подряд на уборку одного главного и двух второстепенных перекрёстков в перспективном спальном районе города, где, по слухам, и негласно состоял генеральным заказчиком, застройщиком, центральным инвестором, а также автором архитектурной идеи и проекта. В свою очередь, проказница Гулянда сильно покраснела, поправила юбку, блузку и чёлку и подарила Чичикову полный комплект подлинной бухгалтерской отчётности из казино дяди Лысого Пимена и зала игровых автоматов прокурора города вместе с истинными реестрами всех должников этих предприятий, а также их юридическими и фактическими адресами. Рассекречивание тех списков в части, касающейся казино, вызвало потом у дяди Пимена ошеломление, хотя сомнений в точности обозначенных там фамилий и сумм не вызывало. Лысый Пимен позднее, конечно, из-за утечки немало бесился, о чём сведения имеются даже в этом недоконченном и местами утраченном тексте…
Обливаясь жарким потом истории своей службы и горчичным соусом локальных неудач, прокурор Д. Ф. Тугриков на приёме честно заявил, что зал игровых автоматов содержит лишь для души и зятя. И пока его зять, а тем более и он — прокурор, живы, Павел Иванович может гарантированно рассчитывать на их ежеквартальную поддержку. Прокурор также обозначил и такую тему, чтоб Павел Иванович пробил и порешал сверху абзац об экологическом здоровье местных народцев путём переподчинения полигона ТБО из крайцентра вниз, а ему бы заодно и отцепил бы неблагодарную обязанность смотрящего за этим мусорным Клондайком. То есть чтоб Чичиков перевёл проект этот в плоскость его перехода напрямик в природоохранную прокуратуру. Динару Франковичу теперь казалось, что в общедоступной прокуратуре в его преклонных годах, на волне инспирированных полицией дел о его кончине и однократном отсутствии на службе более четырёх часов скорее уже не удержаться. Он твёрдо обязался служить так, чтоб в глазах Павла Ивановича от меча Фемиды отражалась ежемесячная радость, а также безмерное счастье к каждому приличному празднику и по итогам календарного года.
О чём бы Чичикову люди ни говорили или что бы они ни заявляли вблизи его ушей, Чичиков всегда сыскивал нужный и приятный подход к их заботам:
— Так об чём ваш базар, Динар Франкович? Базара ж нет! И я даже дико извиняюсь перед вашей подкрашенной сединою! Считайте себе, что этот вопрос уже натурально решённый, — откликнулся в ответ прокурору Павел Иванович, даже не колеблясь, хороший человек Тугриков или так себе, а неожиданными словами, в тот миг произнесёнными, прямо показал прокурору, что ему давно уже небезызвестны даже судейские проделки. Да и взял он с прокурора в тот день даже для себя самого неприлично мало. А тот немедля пригласил Чичикова на гусарскую рыбалку где судаки толстые, как дела уголовные, вода чистая, как медицинский спирт, а по берегам черёмуха, ветла и, естественно, берёза, колышутся так приятно, что даже мичуринский сад московской ВДНХ имеет к ним, в сравнении, совершенно смущённый и бледный вид. Стороннему наблюдателю тут могло бы привидеться, что у Тугрикова при словах о тех благостях прервался даже тик бесконечно подмигивающего левого глаза, а подорванная службой нервная система вернулась к крепкому аппетиту.
Когда Бронькин уже венчал свою встречу с коллективом прачечной, повторно прикоснулся к греческому Диогену и перекинулся наконец на сомнительный вклад в военное искусство одного заурядного маршала бронетанковых войск, Чичиков уже принимал Мудрецова, нашедши и к его загадочной русской душе свой особливый ключик. С сытостью в голосе, однако максимально жёстко и отвязно {нетипично для него и по-хамски деланно}, Чичиков поначалу даже слегка удивил теряющего на его глазах рассудок Петрушку с арфой в руках.
Читать дальше