Марина Леванте - Бритые яйца. Или обо всём-всём-всём

Фотограф Александра Викторовна Турчанинова

© Марина Леванте, 2022

© Александра Викторовна Турчанинова, фотографии, 2022

ISBN 978-5-0056-6633-8

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Воскресенск, 2022

– П ривет!

– Сколько лет, сколько зим! Всё та же зима и всё та же старая зимняя шапка…

Мы с тобой совсем не изменились, ты всё так же сер и уныл, а я всё так же радостен и всё такой же оптимист.

***

– Привет! На тебе всё та же старая шапка, что и прошлой зимой!

– Да, и мы с тобой совсем не изменились, ты – постарел, а я – нет.

Потому что ты сер и уныл, а я по-прежнему всё так же радостен и всё тот же оптимист. На мне старая шапка, в которой я рассчитываю встретить новую зиму, для того, чтобы снова сказать тебе:

– Привет! Сколько лет, сколько зим! Ой, а ты потерял свою шапку, потому и сер и уныл, но, как всегда? Но мы же снова встретились с тобой, как тогда, когда на тебе была зимняя шапка, так чего унывать? Ну, немного ты постарел, но и я давно не молод, хоть и не совсем стар. Просто выгляжу чуть получше тебя, и не потому, что всё это время зимой носил свою старую шапку и поэтому не полысел, а потому, что всегда надеялся доносить её до конца, до конца своих дней, всё рассчитывая на что-то ещё. И не потому, что не могу купить себе новую шапку, а просто эта служит мне символом нескончаемых зим и надежд на то, что снова встречу тебя и снова смогу тебе сказать:

– Привет! Сколько лет, сколько зим!

Всё та же зима и всё та же старая зимняя шапка…

Мы с тобой совсем не изменились, потому что время и место наших встреч всегда остаётся неизменным – одна и та же зима, одно и то же время года и одна и та же наша нескончаемая жизнь, в которой мы с тобой молоды, мы не стареем, не смотря на пройденные длинные пути, полные неудач и падений, но раз мы снова встретились с тобой, и на мне даже моя старая зимняя шапка, что является символом этих встреч и их ожиданий, и я оптимист, а ты – нет, и ты сер и уныл, но и эти две составляющие тоже являются постоянными величинами, пусть и немного разными, но позволяющие нам всегда оставаться вместе, в месте наших постоянных встреч, чтобы мы оба могли каждый раз воскликнуть:

– Привет, сколько лет, сколько зим! – И даже не считать, сколько конкретно, потому что это совсем не важно, важно то, что мы вновь повстречались и сказали друг другу:

– Привет! Сколько лет, сколько зим! Их не перечесть, а так как я оптимист, и на мне всё та же старая зимняя шапка, значит, этих встреч будет ещё очень и очень много, потому что я всё ещё рассчитываю в этой шапке доходить до конца. До того конца, пока случайно не потеряю её. Но потом её найдешь ты, мою старую зимнюю шапку, и всё начнётся сначала, так никогда и не заканчиваясь, а значит:

– Привет! Сколько лет, сколько зим! И мы снова вместе, ты постарел, а я нет. Но это такие мелочи жизни, главное ведь, что мы снова вместе, в месте наших неизменных, нескончаемых встреч.

В какой момент Виталик оказался у Веры в постели, она и сама теперь не могла сказать с точной достоверностью, но задержался там достаточно надолго.

Да и произошло это весьма вовремя, потому что, когда муж Верочки досрочно приказал долго жить, отправившись в лаковом дубовом гробу на местное кладбище в сопровождении не только её удручённой непомерным горем фигурки, но всё же с достоинством переносящей все неожиданные удары судьбы, но и неизменных братков, в народе называемых, компаньонами по бизнесу, Виталий подставил ей, ставшей теперь безутешной вдовой, своё плечо в надетом с иголочки костюме, но и, как оказалось позже, не только для того, чтобы утешить и успокоить.

Что это был за бизнес, которым занимался покойный и сопровождающие его тело лица, можно было судить по пышному оформлению похоронного процесса, когда не только громко звучал набат на колокольне ближайшей церквушки, где с усердием дёргал за верёвку служка-звонарь, рискуя сорваться вниз, отрабатывая, таким образом, обещанное ему вознаграждение за труд, но и внутри самого деревянного ящика, в который аккуратно уложили покойника, в унисон раздавалась похожая мелодия, всё больше напоминающая блатной шансон в исполнении какого-то известного только им всем зека.