Владимир Файнберг - Словарь для Ники

— Райское место! — сказал отец Александр. — Смотрите, целая экосистема в миниатюре. Гармония птиц, насекомых, рыб… Резвятся кто как хочет.

— И никаких следов человека, — подхватил я. — Свобода, равенство и братство.

— А как вы относитесь к этому лозунгу французской революции? — спросил вдруг отец Александр.

— С энтузиазмом!

— Сам по себе лозунг ничего не означает, — посерьёзнел отец Александр. — Равенство? Кого и перед кем?! И вообще весь мир устроен по принципу иерархии. Свобода? От чего? И от кого? В принципе это слово означает просто анархию. Мы это проходили… Ну, а что касается братства, то для этого нужен как минимум, хотя бы общий Отец.

Черное море словно с цепи сорвалось. Вторые сутки под свистящим ветром гнало высоченные валы. Они расшибались о прибрежную гальку и с грохотом стаскивали её назад в пучину.

Шипящая пена с гребней долетала до окон дома. Он был насквозь выстужен зимней бурей. Все в нём потрескивало, как потрескивали радиоволны в дряхлом ламповом приёмнике.

Мария Степановна — старенькая вдова поэта Макса Волошина — постоянно топила печку, постоянно бегал я в подвал за охапками дров, но в доме стоял свирепый холод.

Вторые сутки я ложился спать, не раздеваясь. Ни свитер, ни одеяло не согревали. Немолчный грохот не давал заснуть. Иногда казалось, что надвигается гигантская волна и вот-вот смоет знаменитый Дом поэта, утащит за собой в ночное море.

Радио передавало, что в Новороссийске норд–ост переворачивает корабли, сносит крыши с припортовых складов.

Всю ночь, высунув в холод руку из‑под одеяла, я крутил ручку настройки приёмника, мотался с диапазона на диапазон, пока не наткнулся на коротких волнах на едва различимые звуки джаза. Кто‑то так играл на рояле в сопровождении саксофона и трубы, что я замер от неожиданно прихлынувшего чувства счастья.

Описывать музыку, вообще говоря, невозможно.

Когда она кончилась, я разобрал сквозь треск помех фамилию исполнителя — Дюк Эллингтон.

…Через много–много лет в Минске, где я снимал кино, появились афиши, извещавшие о том, что в город прибыл с единственным концертом легендарный американский джазист Д. Эллингтон.

Я помнил. Вообще помню все.

Концерт проходил во Дворце спорта. Рояль почему‑то стоял в левом углу сцены, и мне с моего места чудесный исполнитель джазовых мелодий был почти не виден.

Но вот в конце вечера он под овацию зала встал, подошёл к краю сцены принимать поздравления и букеты.

Я тоже подошёл к сцене. Молча смотрел на высокого, худого, уже старого человека.

Эллингтон заметил этот взгляд. Внезапно нагнулся вперёд, протянул мне смуглую негритянскую руку с длинными пальцами.

— Хелло, брадер! — весело сказал он. — Здравствуй, брат!

Многие писатели, те, кто уехал из России в США или Западную Европу, теперь без конца рисуют себя мучениками, говорят, что прямо или косвенно их заставил покинуть Родину КГБ.

В большинстве случаев это не совсем так. Гоняясь за комфортом, высокими гонорарами, сытой жизнью, они удирали, как только открылась возможность.

Кое‑кто добился, чего хотел.

Профессорствуют в университетах, издают книжки, присуждают друг другу различные премии. Нередко печатают статьи в газетах и журналах, поучают, как нам жить в теперешней России.

Ну и ладно. Бог им судья.

Но вот, что самое грустное.

Вся без исключения их литература — хилая. И проза. И поэзия. Какая‑то выморочная. Перенасыщенная явными и скрытыми цитатами. Воздыханиями по поводу своей судьбы. Которую они же сами себе избрали.

…Горестная история Антея, который потерял силу, оторвавшись от своей матери–земли, не миф.

По вечерам звонят нерадивые одноклассники, спрашивают у тебя, какие заданы уроки. Утром, собравшись в школу, ты на мгновение останавливаешься передо мной, чтобы я оценил, как ты одета и причёсана. Прибегаешь после прогулки с карманами, набитыми плодами дикого каштана, «чтобы сделать бусы для мамы». Перед сном рассказываешь о дочитанной книжке про какую‑то девочку, которую мачеха гноила на чердаке. Засыпаешь с игрушечным котёнком под подушкой.

Не знаю, где точно проходит граница между детством и юностью.

Солнце юности поднимается над тобой.

…Бывает, Ника, что это солнце остаётся с человеком на всю жизнь. Даже когда оно не видно за тяжёлыми тучами, за пеленой облаков.