— Это вот «нарошки» и есть. Да ты, небось, видала их, когда тут жила…
— Может быть, — согласилась Люба, оглядывая пространство от окна до печки и соображая, как тут можно разместиться, если начать съёмку здесь.
— И как она тут помещается, когда ля… делает свои «нарошки»? — слово «ляпает» не очень понравилось Любе, потому что сразу вспоминался частый окрик маман: «Ну, что ты изляпалась вся, неряха?», когда Люба играла в песочнице с формочками для «печения», и песок попадал на платье.
— Да вот так и помещается. Лавку ставит сюда, глину держит на полу у ноги, игрушки сперва ставит на другую скамейку, потом на полку сохнуть. А уж сухие — в печку «греться», как мы говорим. Всё тут у её под рукой, — объяснила Зарина. — На воле-то, поди, не с руки ей будет. Ну, да ведь вам знать…
— Лучше бы, конечно, здесь… На улице мы синхрон снимем.
— Вам знать, — согласилась Зарина.
На съемку сотворения из большого кома сырой глины весёлой стайки «нарошек» ушло почти полдня. На родном месте у печки грузная Селиваниха очень споро накатала несколько шариков из глины, потом, натыкая шарик на большой палец одной руки, другой — наминая и наглаживая глину, превращала его в кулёк, то же делала и со вторым шариком. Потом — острыми концами врозь — соединяла два кулька, заглаживала шов между ними. Получался остроносый пирожок, который двумя движениями пальцев Селиваниха превращала в задорную птичку с поднятой головкой и хвостом. Дальше в ход шла небольшая щепочка, один конец которой был похож на ножик, другой — на шило. Поработав ими с головкой, хвостом и подгузком серой птички, мастерица наделила её душой и голосом, которые проявятся только утром, когда она проведёт ночь в горниле печи.
Пока Селиваниха чудодействовала с глиной, Серафима осторожно показывала Геннадию, чтобы он брал в кадр лицо или руки мастерицы. Пару раз Люба чувствовала взгляд объектива на себе, но старалась не отрываться от сноровистых движений хозяйки дома.
— Много ли вам надо нарошек-то? — спросила Селиваниха, оторвавшись от дела. — Глины-то ещё на пяток осталось.
— Да нам бы и пары штук хватило, — сказала Серафима. — Нам важен был процесс.
— Да што же это я из-за процесса вашего печь бы вам ставила? — не поняла хозяйка режиссера. — Дров-то скоко спалить надоть из-за двух-то штук!
— Извините, не то сказала, — оправдалась Серафима. — Нам бы ещё поговорить надо. Вы отдохнёте или сейчас запишем? Только бы мы на улицу вас пригласили. Там в огороде у вас лавочка есть…
— Чего говорить-то надоть?
— Давно ли вы занимаетесь этим ремеслом, откуда оно у вас пошло и зачем вы это делаете…
— Дак жить-то надо было, матушка. В город мы их возили. Батька сызмальства за глину сажал, всем семейством корпели.
— Хорошо, хорошо, только давайте поговорим об этом на улице, — попросила Люба. — Сейчас мы всё подготовим там, и я приду за вами.
С записью разговора под камеру получилось сложнее. Видно, старуха сосредотачивалась только тогда, когда были заняты руки, а тут они просто теребили концы цветастого платка, накинутого ей на плечи Серафимой, и всё время теряла мысль, отвлекаясь то на кур, зашедших в огород покопаться в свежих грядках, то на соседа, гонявшего прутом по овиннику свою детвору.
Но закончили. Всласть попили в избе холодного молока с пряженцами — полосками теста, поджаренного на сметане, помогли хозяйке прибраться на кухне, погрузили свою технику и с обещанием вернуться завтра к извлечению нарошек из печки поехали отдыхать.
А у дома приезжих застали такую сцену: Игорь, Лазарь, Митрич и Степан нервно передавали друг дружке какой-то листок бумаги. Под ногами валялись осколки тёмной бутылки и лопата, а всё пространство от дома до бани и от неё до гаража было вспахано плугом и истоптано тремя парами ног, потому что Игорь, Лазарь и Митрич вприпрыжку бегали за трактором, чтобы, не дай бог, не пропустить чего, вывернутого плугом. Не пропустили, потому как, кроме маслянистых пластов свежей земли, ничего там и не было.
Вспахав участок, Степан остановил трактор, выпрыгнул из кабины, поглядел на пустые руки Митрича и, не спрашивая ничего, широким махом побежал к углу гаража. За ним, чуя нехорошее, пустился семенить ножками и тот. Эх, надо бы ему там самому копнуть вчера, на ночь глядя! Может, и верно Стёпка учуял там чего… Пошли за ними и Лазарь с Игорем.
Степан двумя тычками лопаты вывернул пласт дёрна, запустил в ямку пятерню, погрёбся, и ухватил за горлышко неглубоко спрятанную бутылку.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу