Владимир Ионов - …А родись счастливой

— А кроме усадьбы, что ещё сохранялось в Нарошкине? — спросила Люба.

— И в Нарошкине, и об Нарошкиных сохранялась память о школе, которую они держали для крестьянских детей. Ну, и храм, конечно, на том конце села высился. «Покрова Божьей Матери» звался. Но к самому селу не примыкал, поэтому село и не зовется Покровским. Разобрали тоже в тридцатые годы. Одно кладбище осталось… Вот тоже интересное дело. Земли у нас сплошь подзол, а кладбище, как нарошно, одна глина, причём, мокрая. Пласт её прямо к реке выходит. Раньше её там много брали для гудков, которые тут делали и возили на ярмарки. Почему их «нарошками» звали, общего мнения нет. Одни говорят, что по селу так звались гудки, другие по месту глины, дескать, как нарошно не песок, а глина под кладбищем, а некоторые и по назначению: это мол, не чистый голос селезня у гудка, а нарошный такой… И потом ещё эту глину мочить не надо. Помнёшь, и она даже капельки сама даёт. Целый промысел был на «нарошках». Потом всё погасло. Мол, хлеб надо выращивать, а не гудки ляпать. Так, бабки некоторые остались и теперь ляпают, только уж не гудки, а свистули разные.

— И можно их у кого-то посмотреть?

— А Зарина проводит, если надо… И в школе ещё на уроках труда девчонки иногда пробуют лепить…

— Кто-то учит их этому?

— Учительница молодая, второй год работает. Училась где-то у мастера. Она и посуду умеет вертеть на круге… Всё просит круг гончарный ей сделать. Никто чего-то не берётся из мужиков.

— Ой! Я достану. У меня знакомые мастера есть, — пообещала Серафима. — Можно даже с электрическим приводом…

— Спасибо скажем и за простой.

Солнце ушло уже совсем в сторону, по лицу Митрича, итак не гладкому, легли тени, и Геннадий выключил камеру.

— Надо или свет ставить, или оставлять разговор на завтра, — сказал он.

В дверь, выходящую из дома на крыльцо, осторожно постучали. Митрич первым дотянулся до неё, приоткрыл. Там показался адвокат с журналом в руках.

— Тысячу извинений. Не помешаю вашему занятию, если уведу Аскольда Дмитррриевича на маленький ррразговорррчик?

— Валяйте, мы на сегодня закончили, — согласилась Серафима.

— А к бабке за «нарошками» не пойдём разве? — спросил Митрич, завидев в руках Лазаря журнал с протоколами заседаний правления колхоза.

— Завтра Зарина нас проводит, — сказала Люба.

— А чего это Зарина завтра, если я могу сейчас отвести, — выговорил Митрич и как-то неловко стал отгораживаться от Лазаря Серафимой. Видно, почувствовал что-то за его «маленьким разговорчиком».

— Не люблю я съёмок со светом. Завтра и к бабкам, и к учительнице. Так что Аскольд Дмитриевич свободен на сегодня. Спасибо! — сказала Серафима, не поняв его опасения перед Лазарем.

Адвокат вышел на крыльцо, картинно подхватил Митрича под руку, но повёл не в дом, а на улицу, в сторону гаража. И там, крупно вышагивая рядом с нехотя плетущимся за ним мужичком, спросил: верно ли он понимает отсутствие в журнале некоторых страниц, как нежелание председателя сельхозартели Настёхина показать истинное решение правления колхоза об источниках финансирования строительства центрального объекта усадьбы бывшего помещика Нарошкина?

— Не председатель я пока ещё, а исполняющий обязанности, — высвобождая руку из обхвата Лазаря, заговорил Митрич. — Про какое отсутствие страниц говорите, не соображу. Принёс, что было. А чего там нет, не знаю. Не в сейфах журналы держим, а в тумбочках стола. И кто там их читает, не особо нам интересно.

— Понимаю. Положили и забыли! Может даже мышки съели бумагу. Бывает! Однако ж, зающие толк они у вас, если едят те листочки, которрые как ррраз и интерресны Лазаррю Мовэ! Цитирую стрраницу семнадцать: «Осознавая факт нецелевого стрроительства, обязуюсь половину стоимости…» И далее идет стрраница девятнадцатая. А что обязался товаррищ «прред», как у вас написано, отсутствует… И что пррикажете думать старрому, больному адвокату, у которрого такой нетеррпеливый доверритель?

— Не мне же за него думать! Что хочет, то пусть и думает, — осторожно рассердился Митрич, понимая, что не уймёт этим интерес адвоката.

— И мне не надо думать там, где ясно сказано: «обязуюсь половину стоимости…» Лазаррю Мовэ остаётся догадаться: «обязуюсь компенсиррровать из личных срредств»… И вы, конечно, понимаете, что в этом случае скажет суд. Он скажет: «наследники могут иметь виды на эту половину», о чём и мечтает мой гррубый доверритель. А если Лазаррь Мовэ дагадается сказать, что дальше могло быть: «обязуюсь половину стоимости прривлечь со сторроны», мы долго будем искать эту сторрону. Или копать бухгалтеррскую отчётность колхоза, не дай бог, тоже съеденную умными мышами… Докопаться, как вы понимаете, можно до всего. Но врремя! Врремя! Великая категоррия! Почти, как пррострранство… Так, что мы сейчас ррешим? Осчастливить наследников или будем искать умных мышек?