Владимир Ионов - …А родись счастливой

— Господи, ну, конечно! Это же целый промысел был! — обрадовалась Серафима. — Где тебе в Риге это было знать!? А я-то думаю, чего мне это село напоминает?… Я же была когда-то здесь… Ну, вот тебе и тема передачи!

— Спасибо! Верно. Надо кого-то искать… А, может, и Митрич как раз всё знает! — повеселела и Люба.

За разговором они подошли к аллее старых чёрных лип, полукругом расходящихся вдоль большой покатой лужайки, открывая солнцу большой двухэтажный дом, прихотливо срубленный из сосновых брёвен.

— Мамочки, родные! Здесь же, помню, были одни развалины. А это что за терем-теремок? И кто в тереме живёт? — крутилась Серафима, разглядывая постройки медового цвета.

— Мы тут с Анатолием жили, — сказала Люба. — А теперь это и есть дом приезжих. Сокольников его строил. И другое всё тут: гараж, баню, сарай…

— Мать, тут прямо целая усадьба у тебя была!

— Была…

— И не жалко?

— Не знаю… Это было в другой жизни, — тихо отозвалась Люба.

— Снимаем! Всё снимаем: терем, баню… А она работает?

— Наверно. Куда ты отправила Митрича?

— Показать Генке, чего можно снять в его колхозе. А вон и они, кстати! — обрадовалась Серафима, увидев несоразмерную пару: высокого оператора с камерой на плече и Митрича, согнувшегося под треногой. Они как раз выходили из-за бани, такой же вычурной, как терем, только гораздо меньше.

Всё в доме было так, как при ней, и уже не похоже. Медовость свежего дерева в прихожей местами затёрта и потемнела. Пропала дверь в чулан. Там теперь отгороженное барьером пространство с железными вешалками. Другими стали двери и в гостиную. Были высокие, со вставками из цветного стекла, теперь стекло простое, матовое. Нет зеркала в высокой раме. На его месте простенький конторский стол. «Сельская гостиница, чего ты хочешь?» — с грустью подумала Люба.

— Ну, и куда ты нас поселишь? — спросила Люба, когда Митрич втащился с треногой в прихожую.

— Сию минуту Зарину вызову, она и определит. Парами-то все разместитесь по спальному этажу. Адвокат только, Лазарь этот, наверх не пошёл, в гостиной, внизу остался… Решим и с ним. — Он позвонил по телефону, велел быстро придти «на место работы». Там, видно, выдвинули какие-то резоны, чтобы он сам занялся гостями, но Митрич повысил голос: — Я за тебя постели заправлять буду? — И повесил трубку.

— Митрич, миленький, вот Серафима Петровна спрашивает: делают ли ещё у вас «нарошки»? И знаешь ли ты историю села?

— Бабка одна есть, ляпает от неча делать. А про село, как не знать? Я же учителем-то историю как раз и вёл. Краеведением, естественно, занимался.

— Вот и ладненько! Тогда мы Зарину вашу подождём и с ней договоримся. А вы приготовьтесь преподать нам урок краеведения. Ну, там… побрейтесь. Рубашку свежую… И сюда! — сказала Серафима.

— И вот ещё что, любезный, — выглянул из гостиной адвокат. — Прротоколы прравления за прредыдущий год не посчитайте за трруд показать…

— Сюда доставить?

— Сюда, сюда, будьте добрры.

Зариной оказалась не молодая девица, как можно было предположить по модному имени, а невысокая, плотная женщина, в которой Люба узнала жену Митрича. «Аскольд и Зарина… Чудные имена для программы, — подумала она. — Снимать только трудно будет вместе… Фактура разная».

— Вас как разобрать-то? Парами? Или однех туда, другех — сюда? — спросила Зарина с понимающей улыбкой.

— Одних, одних. Мы с — Серафимой, парни — тоже вдвоём, — ответила Люба. — Не узнала меня, Зарина, предлагаешь-то?

— Как не узнать? Узнала! Да ведь, кто вас знает, нонешних? Да и время уж прошло. Ну, хорошо. В бывшую вашу спальню пойдёте? Только постели-то там теперь другие, отдельные, не ваша кровать…

— Ну, и хорошо. Спасибо.

— А баней кто у вас заведует? — спросила Серафима.

— Да кто закажет, тот и заведует. Вам истопить, что ли?

— Хорошо бы. Как ты, Люба? С приездом, а?

— Только без «другех»! — уточнила Люба.

— Как скажете… Только уж к вечеру будет готова.

Зарина отдала Любе и Виктору ключи от спален, спросила, надо ли заправлять постели или сами, мол, управитесь и, потолкавшись ещё немного возле гостей, ушла по другим делам.

Люба поднялась в свою спальню. У дверей осмотрелась. И эта комната стала другой. Вроде, просторнее и беднее, что ли, потому что нет в простенке между окон их большой и такой уютной кровати, где никогда не было тесно и не оставалось лишнего места. Куда её девали? Распилили на две вот этих, что жмутся к стенам? Нет комода с зеркальным трельяжем и пуфом… У кроватей — тумбочки из другого гарнитура. Но кресла и столик — те же… и шкаф…