— Да чего? Силой в милые не въедешь. Я — дуб, ты — яблоня в самом цвету. А дерево, говорят, по себе рубят.
Говорил Степан угрюмо и голову клонил вниз. Можно было подумать, что слезу мужик прячет. Люба так и подумала, и грудь ей тронула жалость. Виноват ли, в самом деле парень, что влюбился? Однако решила, что разговор на этом лучше кончить, и пошла в спальню собирать остаток вещей в дорогу.
А Дурандин прятал не слезу — глаза. По ним бы она сразу поняла, что замыслила сейчас рыжая голова. Люба и шагов его рысьих не услышала за собой, а то, может, успела бы захлопнуть перед ним дверь. А когда почувствовала, как горячо и дрожко он дохнул ей в затылок, было уже поздно что-то делать. Только кричать. Пока рот ей не смяли шершавые пальцы, крикнула что-то с визгом, но кто ж это слышал? А потом задохнулась.
В тесноте не объятий, а медвежьей хватки, она услышала, как колотится в её грудь его неистово бьющее сердце, почувствовала, как корёжит Степана какая-то дикая сила и, повинуясь ей, он ещё крепче обхватывал и ломал её. Она обмякла, повисла в его руках, словно и впрямь попала в лапы зверя и потеряла волю вырваться из них, смирилась со всем, что суетливо и свирепо творил он с её одеждой и телом. Боль и тяжесть она ощущала отстранённо, откуда-то издалека, а явно накатывала лишь тошнота.
В Москве было сыро, и вдоль гостиницы, от Метрополя к Манежу сильно и холодно дул такой ветер, что, пока медлительный таксист извлекал из багажника чемодан, Люба закоченела.
Зато за тёплым ветродуем гостиничного тамбура была другая жизнь В мягком, теплом полусвете настольной лампы за администраторским барьером сытая блондинка с высокой причёской лениво кокетничала с длинным жидковолосым мужчиной в толстом свитере домашней вязки. Им было уютно в пустом холле, как в кафе за столиком на двоих. Любу они не заметили или были натренированы не обращать внимания на людей, во всяком случае, не подали и виду, что уже не одни в целом свете.
Люба узнала блондинку. Она всегда так нехотя похихикивала на комплименты Сокольникова и очень забавно, как киска лапкой, сметала куда-то вниз за барьер традиционную коробку конфет. Имени блондинки Люба не помнила, но на барьере стояла табличка зелёного оргстекла, и там было написано: «Вас обслуживает дежурный администратор Эльза Степановна Блошкина». «Эльза Блошкина… Почти Аскольд Насёхин, — подумала она. — Да бог с ней, лишь бы узнала».
— Здравствуйте Эльза Степановна! — поздоровалась Люба как с давно невиданной первой учительницей, — и почтительно, и громко, и с улыбкой, которую та обязательно должна узнать.
Не поведя и глазом в Любину сторону, блондинка повернула табличку другой стороной, где значилось, что она вовсе не Эльза, а Вера — Вера Аркадьевна Колчинская.
— Извините, — смутилась Люба, — давно у вас не была, а вы меня не помните? Мы с мужем всегда останавливались у вас. Сокольников Анатолий Сафронович. А я — Люба.
Она сняла норковую ушанку, мотнула головой, чтобы рассыпались и расправились её волосы. Ведь последний раз они были здесь с Анатолием осенью, и она ещё ходила с открытыми волосами.
Ухажёр Веры Аркадьевны только теперь развернулся к Любе, дрогнул глазами от какой-то неожиданности, а потом бесцеремонно, словно облизывая взглядом, оглядел её с ног до головы.
— Верок, ты должна её вспомнить, — сказал он администратору, чуть поведя в её сторону узколицей головой с большими, тонкими, но почему-то непрозрачными и какими-то помятыми ушами.
— С чего бы это? — спросила его Вера Аркадьевна, серея лицом. — И какое это имеет значение, помню я или не помню кого?
— Я просто подумала… — торопливо вмешалась Люба в их разговор. — Мне надо остановиться у вас на несколько дней.
— Паспорт. И от какой организации бронь?
Люба положила паспорт на край барьера.
— Я приехала… «Куда приехала?» Я приехала на телевидение. Но они, наверно, не ждали так скоро и заявку вам могли ещё не дать… Но я вас очень прошу.
— В каком фильме будем сниматься? — таким тоном, будто она ребёнок, спросил Любу тонкоухий.
— Я на работу туда должна устроиться, — ответила она ему и администратору.
— Пожалуйста! — согласилась насчёт работы блондинка. — Но что же заявки на вас я не вижу?
— Так получилось. Я про заявку не знала. Этим всегда занимался муж.
— А что же теперь он не занялся, бросил или развелись? — громко и не без интереса спросила Вера Аркадьевна.
— Он погиб, — тихо ответила Люба и подняла слёзы к ресницам.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу