Владимир Ионов - …А родись счастливой

— Почему?

— Потому что через их участки на ваш попрёт такая масса народу, что им останется только отказаться от непосильной работы или заставить начальство уволить вас.

— Да, это серьёзно, — шутя согласилась Люба. — Представляю себе общее собрание дворников района. Доклад главметельщика и прения представителей общественности. Он, имея в лысом затылке нечистый умысел, за то, чтобы оставить Любу на участке и при уютной жилплощади с отдельным входом, они — за чистоту тротуаров и нравов. Война! В итоге общественность — с триумфом и с лентами, главметельщик — в печали и при своих интересах… А бывший дворник Люба? — Она вплотную подошла к креслу Вячеслава Кирилловича, обдав гостя тёплым запахом свежего тела. — А Любе остаётся искать среди представителей общественности желающего вступить с ней в брак с оформлением временной прописки сроком… Не знаю, какой теперь дают на это срок…

Гость переменил ногу, поднял к Любе матово-блестящее лицо с улыбкой только в щеках, поймал её руку в свои неожиданно прохладные и влажные ладони.

«Эй, дядя! Когда здоровались, руки у вас не потели!» — чуть ни сказала ему Люба.

— А это выход, который стоит, пожалуй, обсудить. В Москве можно подобрать вполне достойного кандидата.

— Москву вы имеете в виду вот эту, — обвела она глазами лепной потолок с розеткой, — или город?

— Здесь что искать? Только как временный вариант или с выездом куда-то на периферию, а зачем вам это? Жить надо в Москве. Это единственное место, где можно всегда быть на виду, а при нужде, в любой момент затеряться. Как мы сейчас — взяли и затерялись… Никто нас не видит и не ищет. Одни в целом… номере.

Водянисто-серые глаза Вячеслава Кирилловича оставались безучастными к улыбке, держащейся в фарфоровых щеках, и Любе стало неприятно ощущать эту отдельность глаз и щёк, их общую холодность, прохладность влажных ладоней. И в невольной неприязни она потянула руку из его ладоней. Он не выпустил её, но и не стал цепляться — стиснул на мгновение пальцы и тут же расслабил их, словно давая понять, что всё в его власти: и удержать, и оставить её, а вот этот выбор она должна сделать сама.

— Одни, и можем делать всё, что хотим? — спросила Люба, оставляя ему куку.

— Что хотим. — И голос чуть дрогнул.

— Тогда давайте думать, что мне делать дальше, как остаться в городе Москве! — сказала весело. — Ясно, что надо выходить замуж, а за кого? Вот вы — свободны?

Не отпуская Любиной руки, Вячеслав Кириллович поднялся из кресла, встал к ней так близко, как она недавно к Степану, чем и выбила парня из колеи, но коснуться её гибкого и такого, вроде бы, отзывчивого тела, директор отеля всё же ещё не решился.

— Я всегда свободен и занят одновременно. Сейчас — свободен, а скоро, — посмотрел на часы, — буду занят. Ну, а ваш вопрос мы решим просто. У меня приятель есть, тоже генерал милиции, но ещё действующий и ничего мужик… Год как овдовел. Он в случае… мог бы сразу сделать и постоянную прописку.

— А почему «тоже генерал»? Вы что, тоже генерал? — она нашла этот вопрос, чтобы, сделав шаг в сторону и восхищённо оглядев гостя, хотя бы под этим предлогом высвободить руку из его холодно-потных ладоней.

— Да! — вспыхнул он теперь и глазами и отпустил руку. — Для вас это новость? Даже генерал-лейтенант, и был одним из самых молодых в этом звании, как Василий Сталин. Но вот уже три года как в отставке и занимаюсь вот этим многодельным хозяйством. И многотельным — тоже.

Он поймал её руку, коротким, сильным движением кинул Любу к себе, прижался брюками к ёё высоким ногам и, удивляясь этой высоте, чувствуя несовпадение тел, поднимаясь на цыпочки, стал губами ловить её губы.

«Эх, врезать бы тебе сейчас коленом!» — подумала Люба, отстраняясь от губ с несвежим прерывистым дыханием. Она легко откидывала торс назад, гнулась в талии то в одну, то в другую сторону и, смеясь, хлестала кавалера густой гривой волос по назойливым губам.

Он вдруг опустился с цыпочек и ослабил прижимавшие ёё руки. Люба тотчас поняла, чем обязана этому: увидел Стёпину память — кровоподтёк, идущий от ключицы к груди, и остыл, слава богу.

— А это что у нас и откуда? — спросил отставной генерал и осторожно, а, может, брезгливо, стал раздвигать двумя пальцами ворот её платья.

Люба выскользнула из его рук, сжала в кулаке ворот платья у самого горла.

— Это на другой день после поминок меня так замуж приглашал один представитель колхозного крестьянства.

— Довольно активно, — согласился Вячеслав Кириллович деловым тоном и совершенно ровным голосом, будто и не шалил только что. И на костюме не осталось ни единой помятости. «Наверно и душа, — заметив это, подумала Люба, — у него такая же фарфоровая, что он нагадит, а она не помутнеет ни капельки».