Луис Леанте - Знай, что я люблю тебя

— Если ехать далеко, то рискуем остаться без бензина, — предупредил Сантиаго.

Сид-Ахмед не обратил внимания на его слова. Еще два часа капрал крутил баранку, не зная толком, куда они направляются. Здесь не было ни шоссе, ни даже грунтовой дороги. «Лендровер» мчался по самому сердцу пустыни, иногда выезжая на старые дороги, а иногда прокладывая новую колею через каменные россыпи. Сантиаго, которого всегда восхищало умение сахарави прекрасно ориентироваться в ночной темноте, через какое-то время окончательно запутался, так что не понимал уже, где север, где юг. Но уверенность, с какой направлял его Сид-Ахмед, действовала на капрала успокаивающе.

Через тридцать километров от Эль-Айуна кончилось горючее.

— Черт, я же тебя предупреждал! Все! Приехали!

Сид-Ахмед оставался спокоен, сидя рядом с ним и не отрывая взгляда от нечеткой линии горизонта.

— Не волнуйся, друг мой, ничего страшного. Создатель нам поможет.

Сан-Роман много раз слышал эту фразу, но никогда она не казалась ему такой пустой и ненужной, как сейчас. Он старался не показать своего беспокойства, молча слушая разлитую вокруг тишину. Ни один порыв ветра, даже самый слабый, не тревожил покой спящей пустыни. Африканец помог отцу выйти из машины. Усадил его рядом с кустиком акации, потом начал рыться в машине; разыскивая что-то. Достал чайничек, стаканы, воду и сахар. Увидев это, Сантиаго еще раз поразился странностям поведения местных жителей, но внутренне успокоился. Увидев, как Сид-Ахмед невозмутимо готовит чай, легионер понял, что в этом малогостеприимном месте с ними не случится ничего плохого. Начинало порядочно холодать. Африканец отошел на несколько метров и выдрал из песка сухие веточки какого-то кустарника. Потом сделал в земле ямку и разжег огонь. Пока заваривался чай, а старик пытался согреться у костра, Сид-Ахмед непринужденно болтал о футболе. Сантиаго не знал, смеяться ему или плакать.

Они выпили уже по три стакана и, казалось, продолжали бы сидеть так бесконечно, как вдруг на одном из холмов что-то блеснуло электрическим светом. Взволнованный легионер вскочил на ноги и указал туда своим спутникам.

— Не поднимайся, сиди спокойно, друг, ничего страшного не произойдет.

Сан-Роман повиновался. Да он и не мог поступить по-другому. Огоньки двоились. Через некоторое время капрал смог разобрать, что это фары двух автомобилей. Без сомнения, они заметили огонь. Они подъехали очень тихо, с выключенным дальним светом. Сид-Ахмед не двигался и молчал. Машины остановились рядом с «лендровером». Из них вышли трое или четверо человек. Они медленно приблизились к акации и неспешно заговорили, произнося традиционное приветствие. Сид-Ахмед так же неторопливо им отвечал.

— Yak-labess.

— Yak-labess.

— Yak-biher. Baracala.

— Baracala.

— Al jamdu lih-llah.

Однако, когда они вошли в освещенный костром круг, сердце Сантиаго заколотилось сильнее. Впереди всех шел Лазаар. Он был одет в военную форму, но это не было обмундирование солдата вспомогательных войск. Молодой африканец широко улыбался. Капрал Сан-Роман был не в силах подняться на ноги. Лазаар очень уважительно поздоровался со стариком, приложил руку к голове и повернулся к Сантиаго. Они крепко обнялись.

— Друг мой. Я знал, что увижу тебя еще раз. Спасибо!

— За что спасибо?

— За заботу о моей семье. Мне все рассказали.

— Рассказали? Кто тебе рассказал?

— Что тебя арестовали за то, что ты помогал нам. Андия очень тобой гордится.

— Андия? Откуда ты знаешь, что думает Андия?

— Она пишет мне. Рассказывает все. Кроме того, Сид-Ахмед нас хорошо информирует.

Сантиаго решил не задавать лишних вопросов, чтобы не выглядеть еще большим идиотом. Сид-Ахмед продолжал хранить невозмутимость, будто встреча была чем-то обычным. Он снова начал заваривать неизменный чай. Никто никуда не торопился, исключая Сантиаго, который мог только молча поражаться спокойствию этих людей. Долгие часы они могли говорить о совершенно отвлеченных вещах — о холоде и ветре, о пустынных лисицах и колодцах, о козах и верблюдах. И впервые за все время Сантиаго почувствовал благодарность, поняв, что они обсуждают все это не на арабском, а на испанском. Отец Сид-Ахмеда дремал, не вникая в суть беседы. Холод постепенно начинал пробирать до костей, но никто не жаловался. Когда все темы разговора, казалось, исчерпали себя, Лазаар обратился к Сантиаго:

— Если ты и попал сюда, то не только для того, чтобы привезти Сид-Ахмеда и его отца. Это я попросил его взять тебя с собой.