Ширли Джексон - Я знаю, кого я люблю

Родилась Кэтрин Винсент в Буффало, в семье священника, а в Нью-Йорке, в двухкомнатной квартире, началась ее самостоятельная жизнь; эта перемена, можно сказать, и стала ее трагедией. Когда дьявол науськал Уильяма Винсента жениться, он не намекнул, что у жены могут возникнуть какие-то там сын или дочь, а уж тем более, что родится такая дочь, как Кэтрин (названная, правда, в честь матери Уильяма) — тщедушная, напуганная, да еще пронзительно закричит, распахнув голубые глаза.

Отец предпочел бы сына, раз уж должен был родиться ребенок, но об этом Кэтрин узнала лишь к двадцати трем годам. Она тогда все еще оставалась худенькой и так же напуганно глядела своими голубыми глазами, помимо того у нее появился скромный талант к рисованию. В конце концов она уехала в Нью-Йорк, одна, и, когда стала зарабатывать на жизнь, то почти забыла отца, а мать была уже при смерти.

Уильям Винсент, невысокого роста грузный человек, носил пышные усы, считая, что при них он более похож на хозяина дома. Незадолго до женитьбы он принял сан, чувствуя в душе, что, только сделавшись священником, он без труда уверится в своей власти над людьми, оставаясь справедливым и добродетельным. Мнение жены его мало заботило (она была единственной дочерью бакалейщика, без цента за душой), зато он боялся, что скажет соседка, проворный молодой служащий в банке и посыльный мальчишка из мясной лавки, который корчил рожи, предъявляя неоплаченные счета, и задавал наглые вопросы, зная, что не получит пинка. Дочь Уильям Винсент считал лишним ртом, ненужной тратой денег и противлением Воле Божьей, а жену — милым существом, которому предначертано сидеть дома; и близость чувствовал только к Богу — в толстых библиях и напыщенных речениях, в ветхой церквушке и незамысловатых псалмах. Кэтрин рано привыкла выслушивать, как отец, стоя за узкой кафедрой, или дома за скучнейшим обедом вопрошает ее:

— Ты находишь себя удовлетворительной пред очами Господа и своего отца?

С того самого момента, как тронулся поезд, Кэтрин перестала думать о родителях и мысленно возвращалась к ним только в еженедельных письмах: " Жива-здорова, насморк наконец-то прошел. На работе все хорошо, сказали, ничего, что меня три дня не было. Теперь, правда, вряд ли сумею отпроситься еще на несколько дней, так что приеду не скоро". Голос отца за кафедрой, короткий, застенчивый смешок матери — все это она решительно выбросила из головы и не вспоминала до двадцати трех лет, до маминой смерти.

Последние минуты жизни мать провела с врачом, а Кэтрин ждала в коридоре многоквартирного дома-отеля. [1] В США многие отели сдаются как дома.

— Так ничего и не сказала, — сообщил врач. — Она умерла очень тихо, мисс Винсент.

— Хорошо, — ответила Кэтрин.

Дождалась весны и умерла, а в следующем году Кэтрин могла бы купить себе меховое пальто.

— Что мне нужно делать? — спросила она, неопределенно взмахнув рукой. — С похоронами и всем прочим?

С минуту врач смотрел на нее. Потом сказал:

— Я помогу все устроить.

Кэтрин разговаривала с незнакомыми людьми, которые ласковыми голосами подбадривали ее, мол, она молодчина, или трепали ее по руке, говоря, что мама стала гораздо счастливее.

— Она теперь с вашим дорогим отцом, — сказала горничная дома-отеля. — Теперь они снова вместе.

После похорон, когда мать исчезла, Кэтрин переставила мебель в квартире, как было до приезда матери. Убрала лишнюю кровать и придвинула к окну маленький столик. Потратила пять долларов на новый чехол для кресла и отдала в стирку занавески. Единственной вещью, оставшейся после смерти матери, был старый чемодан, набитый воспоминаниями и надеждами. Небольшие сбережения от продажи мебели в Буффало пошли на похороны, а врачу и за лекарства Кэтрин заплатила из жалованья и денег, отложенных на пальто. Она попросила управляющего отнести чемодан матери в подвальный склад, а накануне вечером, открыв его, увидела, что все вещи посыпаны нафталином, взяла то, что могло пригодиться и наконец принялась с почтением думать о родителях.

Сначала воспоминания о родителях мешались с другими воспоминаниями: тощий учитель выхватывает у нее из рук карандашный рисунок и рычит:

— Надо же было дать это задание такой бездарной дуре!

Мальчик по имени Фредди, на которого она случайно натыкается, торопливо стирает с забора написанные мелом слова и, когда он убегает, она с холодным сочувствием читает то, что он так лихорадочно стирал: Кэтрин любит Фредди. Потом отец: