Джоди Пиколт - Роковое совпадение

— Я сделала то, что должна была сделать, — говорю я.

И позволяю себе поверить в сказанное.

Часть II

Довольно усомниться раз, Чтоб все решить. Шекспир. Отелло [6]

Летний лагерь — место, наполненное стрекотанием кузнечиков, там настолько все зеленое, что глазам больно смотреть.

Мне страшно в летнем лагере, потому что он на улице, а на улице есть пчелы. От пчел у меня холодеет в животе, уже при виде одной-единственной пчелы мне хочется сбежать и спрятаться. В кошмарах мне снится, что они высасывают мою кровь, словно мед.

Мама предупреждает вожатых в лагере, что я боюсь пчел. Они уверяют, что за все годы существования летнего лагеря еще ни одного ребенка не ужалили.

Я думаю: «Кто-то должен стать первым».

Однажды утром моя вожатая — девушка с ожерельем-макраме, которое она не снимает, даже когда идет купаться, — ведет нас в лес на прогулку. Говорит, что настало время для кружка. Она передвигает бревно, делает скамейку. Двигает второе, а там — осы.

Я замираю. Осы облепляют лицо вожатой, руки, живот. Она кричит, пытаясь смахнуть их с себя. Я бросаюсь к ней. Шлепаю ладонями по ее коже. Спасаю ее, даже несмотря на то что меня самого снова и снова жалят.

Летом после смены в лагере вожатые раздают награды. Голубые ленты каждому, с надписями жирным шрифтом. На моей написано: «Самый смелый».

У меня она хранится до сих пор.

Глава 4

В последующем Патрик недоумевает, почему он, зная, что любимое Нинино число — тринадцать, что шрам на подбородке остался у нее после катания на санках, что три Рождества подряд она хотела получить в подарок детеныша аллигатора, тем не менее не понимает, что творится у нее в душе. Что все это время внутри у нее была граната, готовая в любую минуту взорваться.

— Я сделала то, что должна была сделать, — бормочет она, пока он ведет ее через скользкий, залитый кровью зал суда.

Она дрожит у него в руках. Кажется легкой как перышко. У Патрика кружится голова. От Нины до сих пор пахнет яблоками, шампунем; но она не может идти прямо — она что-то постоянно бессвязно бормочет, совершенно утратив над собой контроль, ведет себя так не похоже на ту Нину, которую Патрик привык видеть. Когда они переступают порог камеры предварительного заключения, Патрик оглядывается на зал суда. Столпотворение. Он всегда думал, что это звучит смешно, но сейчас там происходит настоящее столпотворение. Костюм адвоката защиты в бурых пятнах. Галерка усеяна мусором — бумагами и книгами карманного формата; некоторые журналистки плачут, операторы вертят камерами, чтобы заснять происходящее. Калеб продолжает сидеть как изваяние. Бобби, один из приставов, переговаривается по рации, которая висит на плече:

— Да, стрельба, нужна скорая помощь.

Роанок, второй пристав, спешно заталкивает побледневшего от страха судью Бартлетта в его кабинет.

— Освободите зал суда! — вопит судья, но Роанок отвечает:

— Не можем, ваша честь. Они все свидетели.

На полу лежит тело отца Шишинского, на которое абсолютно никто не обращает внимания.

«Убить его — правильное решение, — думает Патрик, не успевая себя одернуть. И тут же вторая мысль: — Господи, что она наделала!»

— Патрик, — бормочет Нина.

Он не может смотреть ей в глаза.

— Не разговаривай со мной.

Он будет свидетелем — о Господи! — на суде по обвинению Нины в убийстве. Все, что она сейчас скажет, он должен будет повторить в суде.

Когда одна энергичная журналистка приближается к камере, Патрик немного передвигается, чтобы загородить Нину. Сейчас его обязанность — защитить ее. И он хочет, чтобы нашелся человек, который смог бы защитить его самого.

Он пытается закрыть дверь. Так будет легче ждать приезда полицейских из департамента Биддефорда. Двери закрываются, но он успевает заметить, что приехали врачи скорой помощи и склонились над телом.

— Он мертв? — спрашивает Нина. — Мне просто необходимо, чтобы ты, Патрик, это сказал. Я убила его, да? Сколько раз я попала? Я должна была так поступить, ты же знаешь, что должна. Он мертв, да? Врачи не смогут его оживить, ведь не смогут? Скажи, что не смогут. Пожалуйста, только скажи, что он умер! Обещаю, я буду сидеть как мышка и не шелохнусь, а ты пойди и посмотри, умер ли он.