Джоди Пиколт - Роковое совпадение

Интересно, какая пронырливая сплетница из церкви уже нашептала о нас священнику?

— Нам на занятиях в воскресной школе не хватает Натаниэля, — говорит он.

Он ведет себя безукоризненно вежливо. Если уж говорить откровенно, он мог бы сказать, что за год на доброй половине занятий в воскресной школе не хватало Натаниэля — поскольку мы нерегулярно ходим на службу. И тем не менее я знаю, что Натаниэлю нравится разукрашивать картинки на первом этаже церкви, пока идет основная служба. А особенно ему нравится, когда после службы отец Шишинский читает детям главы из толстой старой иллюстрированной детской Библии, пока остальные прихожане наверху угощаются кофе. Он садится прямо на пол в окружении детей и, по словам Натаниэля, показывает наводнения, чуму и другие предсказания.

— Знаю, о чем вы думаете, — говорит отец Шишинский.

— Правда?

Он кивает:

— Что в нашем две тысячи первом году уже устарела вера в то, что церковь занимает значительное место в жизни человека, что во времена, подобные этим, в ней можно найти утешение. Но это так, Нина. Господь хочет, чтобы вы обратились к Нему.

Я пристально смотрю на священника.

— В такие моменты я не могу уповать на Бога, — прямо отвечаю я.

— Знаю. Иногда воля Господа кажется бессмысленной. — Отец Шишинский пожимает плечами. — Бывали времена, когда я и сам сомневался в Боге.

— Вы явно развеяли свои сомнения. — Я вытираю уголки глаз, хотя чего я плачу? — Я даже не настоящая католичка.

— Уверен, это не так. Вы не перестанете посещать церковь, правда?

Но это чувство вины, а не вера.

— Все имеет свою причину, Нина.

— Правда? Тогда сделайте одолжение, спросите у Бога, почему он позволяет так страдать ребенку?

— Вы сами у Него спросите, — отвечает священник. — А когда будете спрашивать, помните, что вы с ним похожи: Он тоже видел, как страдал Его Сын.

Он протягивает мне книгу с картинками — «Давид и Голиаф», раскраска для пятилетних детей.

— Если Натаниэль выйдет из комнаты, — священник намеренно повышает голос, — передайте ему, что отец Глен оставил ему подарок.

Именно так дети из церкви Святой Анны называют священника, поскольку не могут правильно произнести его фамилию. «Будь я неладен! — как-то сказал сам священник. — После некоторых взрослых я и сам не могу ее произнести».

— Натаниэлю особенно понравилась эта история, когда я ее читал в прошлом году. Он хотел знать, можем ли мы сделать пращи. — Отец Шишинский встает и направляется к двери. — Если захотите поговорить, Нина, вы знаете, где меня искать. Будьте осторожны.

Он идет по дорожке, по каменным ступеням, которые Калеб вымостил собственными руками. Я сморю ему вслед, прижимая к груди детскую раскраску. Думаю о слабости побежденных гигантов.

Натаниэль играет с лодкой. Топит ее, потом наблюдает, как она вновь выпрыгивает на поверхность. Наверное, я должна радоваться, что он вообще зашел в эту ванную. Но сегодня ему лучше. Он общается с помощью жестов. Он согласился пойти в ванную при условии, что сам разденется. Конечно, я уступаю сыну, борясь с желанием броситься к нему на помощь, когда он не может продеть пуговицу в петельку. Пытаюсь вспомнить слова доктора Робишо о силе: Натаниэль чувствует себя беспомощным; ему необходимо почувствовать, что он вновь владеет собой.

Я сижу на бортике ванной, наблюдая, как у него при вдохе и выдохе вздымается грудь. У сливного отверстия подобно рыбе скользит мыло.

— Помощь нужна? — спрашиваю я, поднимая одну руку второй рукой — жест.

Натаниэль яростно качает головой. Он хватает брусок мыла и проводит им по плечам, груди, животу. Замирает, потом погружает его между ног.

Он покрыт тонкой белой пленкой, которая делает его пришельцем из другого мира, ангелом. Натаниэль поднимает голову, смотрит на меня и протягивает мыло, чтобы я положила его на место. На мгновение наши пальцы соприкасаются — в нашем новом языке это губы… Это был поцелуй?

Мыло выскальзывает из моих рук — бульк! — и я пальцем обвожу свои сжатые губы. Двигаю указательным пальцем взад-вперед, касаюсь губ и вновь повторяю один и тот же жест. Тыкаю в Натаниэля.

Кто тебя обидел?

Но мой сын не знает этого жеста. Он вскидывает руки в стороны, гордый тем, что выучил новое слово. Готово . Он поднимается, как морская нимфа, вода стекает с его прекрасного тельца. Я вытираю ему ручки и ножки, надеваю пижаму и молча спрашиваю себя: «А одна ли я касалась Натаниэля в этом месте и в этом?» — когда промокаю его с головы до ног.