Ричард Форд - Канада

В один из последних теплых октябрьских дней, после того как мы с Чарли потратили утро на разведку и рытье окопчиков вблизи найденных нами гусиных пастбищ, я поехал на старом велосипеде по шоссе, шедшему из Партро на запад, в сторону Лидера, от которого нас отделяли двадцать миль. Я намеревался найти упомянутую миссис Гединс школу для сбившихся с пути девочек. Бёрдтейл стоял в шести милях по шоссе от Партро, и мне хотелось выяснить, не запишут ли меня в будущем — зимой, может быть, когда заниматься гусями больше не придется, и я смогу распоряжаться моим временем, — в ученики этой школы. Что такое «сбившаяся с пути» девочка, я не знал. Думал, что это, наверное, девочка, забредшая в эти места по пути в какие-то другие, — примерно как я. А кроме того, я не верил, что в школе могут учиться одни только девочки. Хоть несколько-то мальчиков должны ее посещать, полагал я, — даже в Канаде. По словам миссис Гединс, школой управляли монахини. Из рассказов мамы о Сестрах Провидения я заключил, что монахини — женщины добрые, великодушные и сразу ухватятся за возможность помочь мне, в этом и состоит их служение, ради которого они отказались от брака и нормальной жизни. А что я американец, так это неважно. Да я и не собирался говорить им, что мама у меня еврейка и что она вместе с отцом сидит в тюрьме Северной Дакоты. Жизнь начала требовать от меня вранья, без которого ничего в ней добиться невозможно. И я готов был соврать разок, а может, и больше, если это позволит мне попасть в школу и не отстать от сверстников.

Существовало и еще одно обстоятельство: я проникся верой в то, что водить компанию с девочками — хорошо и приятно. Разумеется, Бернер тоже была девочкой. Однако большую часть наших жизней мы, двойняшки, относились друг к дружке как к одному и тому же существу. Существо это было не мужчиной и не женщиной, а чем-то промежуточным и включало в себя нас обоих. Конечно, это не могло продолжаться вечно. Чарли дважды брал меня с собой в ресторанчик на Мэйн-стрит, поесть китайского рагу. И оба раза я видел там детей китайца, которому принадлежал ресторанчик, — они сидели за столом в темноватом дальнем углу, готовя школьные домашние задания. Особенный интерес вызвала у меня хорошенькая круглолицая дочь хозяина, девочка примерно одних, решил я, лет со мной. Она тоже заметила меня, но ничем это не показала. С тех пор я, прогуливаясь по Партро или расставляя в одиночестве моей хижины шахматные фигуры, не один раз тешился фантастическими мыслями о том, что мы с ней сможем подружиться. Она могла бы навещать меня в Партро. Мы с ней бродили бы по пустому городку или играли в шахматы. (Я был уверен, что она играет лучше меня.) Я воображал даже, как помогаю ей делать уроки. Никаких других мыслей, помимо этих, в голове моей не завелось. Имени ее я не знал, ни разу с ней не разговаривал. Наша дружба существовала только в моих фантазиях. В реальности же ничего между нами произойти не могло — и не произошло. Одиночество облегчило для меня признание этого грустного факта, и тем не менее я надеялся, что оно, да и многое другое может перемениться.

К западу от Партро ни шоссе, ни прерии ничем не отличались от того, что я увидел бы, направившись на восток, к Форт-Ройалу. Но мне, крутившему педали велосипеда, они представлялись новыми — землей, которую я еще ни с кем не разделил. То были всего лишь голые холмистые пашни с разбросанными по ним уходящими к горизонту тюками соломы и черными точками нефтяных качалок, а в небе над ними тянулись, поблескивая, все новые караваны гусей, и серый дым стелился вдоль горизонта — там, где фермеры жгли во рвах солому.

Доехав до указателя с надписью «Бёрдтейл», я никаких признаков города не обнаружил. Рельсы «Канадской тихоокеанской» тянулись вдоль шоссе — так же, как в Партро и Форт-Ройале. Однако, если здесь и был когда-то город, от него не осталось ни железнодорожного переезда, ни проема в зарослях караганы, ни мельницы, ни элеватора, ни квадратных фундаментов, на которых прежде стояли дома. Я не верил, что миссис Гединс взяла на себя труд обмануть меня. Я сидел на велосипеде, смотрел на небо, озирался вокруг, но школы не видел и решил проехать еще милю до второго, глядящего в другую сторону указателя «Бёрдтейл», если таковой существует. А добравшись до него, увидел с ним рядом еще один: «Школа сестер Святого Имени». Стрелка указывала на юг, вдоль гравиевой дороги, которая утыкалась, выйдя из полей, в шоссе. Над названием школы был изображен христианский крест. Дорога поднималась на холм, на вершине его стоял заброшенный дом, у которого она словно обрывалась в синее небо. Расстояние до школы могло оказаться каким угодно. Десять миль. Я проезжал в грузовичке Чарли по прериям мили и мили, не видя ни единого свидетельства того, что где-то здесь живут или когда-нибудь жили люди. И все-таки школа оставалась для меня важной целью. Я готов был ехать и ехать, пока не увижу по крайней мере ее здание и не пойму, что она собой представляет.